Я пригладила волосы, мечтая, чтобы все это оказалось дурацким розыгрышем. Мечтая, чтобы Джей включил свет и закричал:
– Сюрприз! Видела бы ты свое лицо! Поверить не могу, что ты попалась!
Я подумала: не бросить ли это все? Но так я ничего не сделаю для того, чтобы приблизиться к разгадке, – эта мысль не давала мне покоя. А затем кто-то вдруг стал напевать во тьме мелодию, которую я слышала в ночь гибели Джея, – безобидную «Прекрасную Шарлотту».
Я замерла от ужаса. Откуда она звучала, я точно сказать не могла, но знала: пели совсем рядом, так близко, что, кто бы это ни был, он находился у меня над головой. Протянув руку, я могла бы до него дотронуться.
Нащупав фонарик, я включила его, уверенная, что Ребекка окажется прямо перед моим носом. Луч прорезал тьму, но поблизости никого не оказалось – ни впереди, ни сбоку, ни за спиной. Водя фонариком туда-сюда, я видела лишь пустую комнату, но мелодия не смолкала. Тихая, она почти оглушала меня своей близостью.
Затем появился запах. Омерзительная, гнилостная вонь, полная нездоровой сладости, напомнившей мне о смерти и увядших цветах.
Внезапно я поняла: запах исходил от меня, и не только он. Пела тоже я, мурлыкала мерзкую мелодию! Зловонным было мое дыхание, запах гнили вырывался у меня изо рта, как из полной червей могилы, будто я давно умерла.
Я уронила фонарик и кое-как поднялась, принявшись слепо размахивать руками в попытке сбросить этого жуткого вцепившегося в меня призрака, который сопротивлялся, не хотел уходить. Мне пришлось бороться изо всех сил, чтобы избавиться от него.
Я сразу поняла, когда он исчез. Стало легче дышать, и я наконец замолчала. Ужасный запах пропал, но у меня во рту все еще оставался гнилостный привкус. Я сглотнула, уверенная в том, что меня вырвет, и тут услышала тихие шаги в коридоре. Схватив фонарик, я быстро его выключила. Однажды Лилиаз уже застукала меня в комнате Ребекки, и меньше всего мне хотелось, чтобы еще кто-то увидел меня здесь посреди ночи, словно лунатика. Затем скрипнула ступенька. Кто бы это ни был, он шел вниз.
В голове мелькнула мысль о Ребекке, спускавшейся по лестнице. Каким-то образом она воспользовалась моим голосом, чтобы спеть эту жуткую балладу, а теперь, когда я прогнала ее, куда-то пошла.
Я взяла камеру и, выйдя из комнаты, на цыпочках добралась до лестницы. Оказалась там в самый раз, чтобы увидеть луч лунного света, озаривший прихожую, когда входная дверь чуть приоткрылась и кто-то выскользнул наружу.
Разве стали бы призраки открывать и закрывать двери?
Но кто, кроме Ребекки, это мог быть? Зачем кому-то втайне выбираться из дома посреди ночи? Я вспомнила девочку – не Лилиаз, танцевавшую в саду вокруг мертвого дерева. Вдруг это она? Что, если я преследовала какую-то тень, воспоминание, призрак? В конце концов, разве Ребекка не покинула дом в глухую ночь? Не выскользнула из сада и не пошла по утесу навстречу смерти?
Оставался единственный способ выяснить правду. Стараясь не шуметь, я положила ладонь на перила и зашагала вниз.
Глава 10
Безмолвно, опустив вуаль,
Проехала пять миль,
С замерзших губ не шли слова,
Но Чарльз заговорил…
С выскакивающим из груди сердцем я шагнула на последнюю ступеньку и подбежала к двери. Когда моя ладонь легла на дверную ручку, справа донесся высокий голос:
– Кто это?
– Тише, Том! – прошипела я, мысленно проклиная неугомонную птицу.
Я заметила силуэт у ворот, едва шагнула на крыльцо, но он был слишком далеко и мне не удалось его опознать. Я поспешила следом, дрожа от пронзительного морского ветра. Лето на Скае было очень холодным, и в воздухе чувствовался привкус соли.
Ворота открылись и закрылись, фигурка исчезла из виду. Я прибавила шаг, хотя плохо знала дорогу. Под ногами громко хрустели мелкие камешки. Боясь быть обнаруженной, я не стала включать фонарик.
Когда я оказалась у ворот, они были не заперты. Я распахнула их, испугавшись, что опоздала и не пойму, куда делась тень. Внезапно мне в глаза ударил яркий свет. Два человека закричали.
Я завизжала и подняла руки. Затем услышала голос Пайпер:
– Боже, Софи, ты напугала нас до полусмерти! Мы думали, это Камерон!
Медленно опустив руки, я поняла, что светила фара мопеда. Рядом с ним стояли Пайпер и незнакомый парень в джинсах и куртке, со шлемом в руках. Он был высокий, широкоплечий – мечта школьниц, – но мне такие несимпатичны. Его маленькие колючие глаза сверкали во тьме.
– Я заметила, как кто-то вышел из дома, и решила, что это могла быть Лилиаз, – озвучила я первую правдоподобную отговорку, которая пришла в голову. – Когда я увидела, что она выходит за ворота, я испугалась…
– Ты вообще в курсе, что нормальные люди спят в это время? – огрызнулся парень.
– Еще, полагаю, в это время они не шныряют на мопедах по утесам, – ответила я, раздраженная его тоном. – Я думала, Лилиаз вышла за ворота, и встревожилась из-за того… что случилось раньше.
– Ты говоришь о Ребекке? – Парень сверлил меня своими крохотными глазками. – Никогда не слышал, чтобы кто-то насмерть замерз в июле.
– Все в порядке, – успокаивающе произнесла Пайпер, положив ладонь ему на плечо. – Софи все знает… она нас не выдаст. – Повернувшись, она обратилась ко мне: – Софи, это Бретт. Прости. Я не сказала тебе, что мы все еще встречаемся, но после моего рассказа о Камероне, думаю, ты поймешь почему.
Осознав, кто передо мной, я снова посмотрела на Бретта. Второе впечатление оказалось не лучше первого. Он был привлекательным, но отчего-то при взгляде на него у меня по коже бежали мурашки. Возможно, виноваты слишком маленькие глаза или капризный изгиб нижней губы, как бы говоривший, что мир и люди ему отвратительны.
– Теперь мы с Бреттом встречаемся тайно, – пояснила Пайпер. – Из-за Камерона.
– Этот калека… – ухмыльнулся Бретт. – Другому я бы давно череп раскроил! Только ради Пайпер этого не делаю. Он все-таки ее брат, хоть и надменное дерьмо.
– Покажи Софи, что он сделал, – попросила Пайпер. – Тогда она поймет.
Бретт отвернулся, задрал куртку и футболку, дав мне взглянуть на его спину. Повсюду белели шрамы, вероятно, от хлыста – жуткая паутина, которая только начала затягиваться. Пайпер говорила, расправа была ужасной, да и Камерон не отрицал этого, но какая-то часть меня не верила, что такое возможно. До этой секунды.
– Ты… ты обратился в полицию?
Бретт опустил куртку и обернулся ко мне.
– На прошлой неделе, – проворчал он. – Они сказали, что не могут помочь. Я слишком долго тянул.
– Это моя вина, – сказала Пайпер. – Я попросила его не трогать Камерона.
– Я его не боюсь, – настаивал Бретт, хотя я ничего подобного не имела в виду. – Он совершенно чокнутый, но я его не боюсь. Я бы его пополам сломал, если бы захотел, и однажды с ним рассчитаюсь. Никому не удастся отстегать меня и уйти безнаказанным, чьим бы братом он ни был!
