– Нельзя было выбрать другой возраст?
– Можно было. Но во мне такая жадность до времени появилась, что я не хотела терять ни минуты. Однако, несмотря на беспомощность, я с пользой проводила время. Планировала свою жизнь, пока наконец не поняла, как действовать.
Эмиль чихнул.
– О! Значит, правду говорю.
Мелания отделилась от бруса и подошла к окну.
– Не сильно-то тебя удивил мой рассказ. Будешь и дальше утверждать, что – я не я и лошадь не моя?
– Нет, не буду.
– Так-то лучше, – буркнула она и достала фляжку.
Сделав очередной глоток, сунула в губы сигарету, чиркнула зажигалкой и закурила.
– Зачем вы это делаете? Сигареты, алкоголь. Вроде не маленькая, должны понимать.
– Вы? – возмутилась Мелания. – Намекаешь на мой реальный возраст? Сам-то небось стариком был?
– Мне сорок один. Я со всеми на «вы». Стараюсь.
– Аааа. Ну, понятно. Вежливый вундеркинд. Взрослые, наверное, кипятком писают?
Эмиль не ответил. Девочка сделала затяжку и выпустила в пол струю дыма. Она посмотрела на сигарету и с досадой сообщила:
– Некоторые привычки прочно засели в мозгу. Ничего не могу с собой поделать… Приходится как-то уживаться с прошлым. Но…
Мелания взглянула на Времянкина и таинственно улыбнулась. Она неторопливо подошла вплотную к мальчику и мягко коснулась его щеки тыльной стороной ладони.
– Есть у меня и другие слабости. Не такие вредные, – прошептала она.
Потом смочила кончиком языка свои морковные уста, отчего они заблестели на свету. В ее зеленых глазах заискрилось желание.
– У тебя гладкая кожа. Ты красивый.
Журавлева нежно поцеловала Времянкина рядом с уголком рта. Потом еще раз с другой стороны. Только она коснулась его губ своими губами, и в этот момент из другой части чердака донесся грохот. Эмиль и Мелания обернулись на звук. Через мгновение из-за угла вылетел голубь. Птица пролетела до окна и села на подоконник. Времянкин аккуратно убрал руку девочки от своего лица и отошел на пару шагов.
– Прости, но, кажется, ты перебрала.
Мелания уронила окурок на пол и придавила его сапожком.
– Мммм, – нараспев произнесла она. – Все с тобой понятно. За-ну-да. Можешь не рассказывать мне свою историю. Уверена, там сплошные сопли слабака. Хнык, хнык, хнык.
– Я и не собирался.
– Не важно. Мы с тобой не единственные в своем роде. К сожалению, есть и другие. Ты, кстати, первый музыкант, из тех, кого я, скажем так, обнаружила. Знаю одного спортсмена, одного художника и двоих программистов. Все, кроме художника, давно не дети. Да и ему уже шестнадцать. Есть наверняка кто-то еще. Я никогда не искала их специально. Просто искала себя, пока время позволяло. Думала освоить что-то еще кроме скрипки, а там были они. Уже состоявшиеся знаменитости. В итоге я быстро потеряла интерес к другим областям и сконцентрировалась на музыке. И на языках.
– А школа?
– Только музыкальная. Скажи, пожалуйста, на кой мне химия и остальная требуха? Все это я уже проходила. В той жизни мне это никак не пригодилось – пустая трата времени.
– А родители в курсе?
– Их уже нет – с шести лет живу самостоятельно. Но это не важно. Главное другое – мы все как один одержимы самореализацией. Жаждем успеха, согласен?
– Допустим.
– Ну и противная же у тебя манера вести беседу. Так и врезала бы.
– Что?
– Ничто. Я тебе тут глаза открываю, а ты – «допустим». Ты кем был раньше? Доктором философских наук, что ли?
– Да вроде нет.
– Вот опять. Ты что, не знаешь, кем ты был? Или ты, как Тюня-бакенщик?
– Кто?
– Тюня-бакенщик. Никогда не слышал такого выражения? Тюфяк? Простодыра? Не знаю, может, это только у нас так говорили…
– Ну, тюфяк слышал. Только я не тюфяк.
– Плевать. Видишь ли в чем дело… Ни спортсмены, ни ученые не являются моими конкурентами. Они не угрожают моему развитию. А ты – да. К несчастью для тебя, мы и по возрасту примерно совпали. Это значит, что ты будешь попадаться мне на глаза и на других конкурсах. Будешь отбирать мои шансы.
– Почему это: «к несчастью для меня»?
– Ты стоишь у меня на пути. Это плохо для тебя. Предлагаю отступить подобру-поздорову.
– Это угроза?
– Мммммм. Вообще-то да.
– А если я не отступлю? Что ты можешь мне сделать?
– Сломать что-нибудь. Например, ногу… Или руку. Или даже обе руки. Видел моего тщедушного аккомпаниатора? Он спорил со мной из-за материала. Этот идиот решил, что мне нужны его советы. Второй месяц в гипсе, бедняжка. Так что со мной лучше не ссориться.
– Я, пожалуй, рискну.
– Значит, будешь битым. Дело твое. Двое из Сумы.
Только Мелания произнесла это, как из темноты вышли те двое, которых Эмиль принял за телохранителей девочки. Они стояли, сунув руки в карманы своих кожанок, и смотрели на растерянного мальчика. Времянкин медленно пятился назад.
– Остановите его.
Двоица за один шаг добралась до Эмиля. Мужчина поднял ладонь и наложил ее на голову парня. Времянкин не мог сдвинуться с места. «Что у него за рука; ведь у него просто Минина и Пожарского рука. Как муху какую-нибудь прихлопнет», – вдруг вспомнил Эмиль слова Капитона из «Муму». Женщина, не вынимая рук из карманов, села перед Эмилем на корточки. Она смотрела в испуганные глаза мальчика через солнцезащитные очки.
– Имей совесть, убери их! – взывал Времянкин к Мелании. – Отпустите! – крикнул он и дернулся.
Но все было бесполезно. Его намертво прижали к месту.
– Сначала мне было сложно заставлять людей страдать, – прикуривая очередную сигарету, вступила Журавлева. – Потом я поняла, что совесть мучает только тех, кто считает себя хорошим. И как только ты решаешь, что не такой уж ты и хороший человек, бац, и все становится на свои места. Моментально все проясняется. С этой позиции мое поведение кажется абсолютно естественным. Это удивительно. Ты, наверное, считаешь себя очень хорошим? Лицемер. Врежьте ему, – скомандовала Мелания.
Женщина, размахнувшись, врезала Эмилю кулаком по лицу. Если бы не тиски, удерживающие его, удар сшиб бы мальчика с ног. От того, что Времянкин не мог упасть, было еще больнее. Он начал скулить и всхлипывать. И тут же получил резкий удар в живот. Его тело обмякло, и в это же время ладонь мужчины ослабила хватку. Эмиль упал на грязный пол, корчась от боли. На пыльные доски брызнули капли крови. Мальчик выплюнул зуб.
– Все, пожалуйста, больше не надо. Я понял. Сделаю все, что скажешь!
Женщина выпрямилась и уже собиралась обрушить на Времянкина подошву своей кроссовки, но Мелания остановила ее.
