– Казненного звали Даниил Малонога. Слышали о таком?
– Не у него была кличка Кокаинист?
– Именно так. Алексей Николаевич, что происходит?
– Даже не знаю, как объяснить, Андрей Яковлевич. Боюсь уже языком трепать. Все, что ни скажу, становится известно Степке.
Черкасов нахмурился:
– Это в каком смысле?
– Где-то измена, а где – не пойму. Малонога дал мне наводку…
– Так вы его завербовали?
– Нет, сам я с ним не виделся. Разговорил парня как раз Эфраим Нехелес, за которого я сначала испугался. Только, Андрей Яковлевич, давайте оставим это в тайне.
И Лыков рассказал главному городскому сыщику о сведениях, полученных от чичерона. И о том, как они с Азвестопуло неудачно вторглись в Успенский монастырь. Черкасов покачал головой:
– А я никак в толк не возьму, что там случилось. Сам викарий приезжал жаловаться. Оказывается, это вы с Сергей Манолычем нахулиганили.
– Ведь едва не поймали Балуцу!
– Но снова мимо. Чудо расчудесное, Алексей Николаич. Вроде Степка Херсонский не семи пядей во лбу. И мы, если со стороны поглядеть, отнюдь не дураки. Однако выходит, что дураки… Такую обезьяну второй год изловить не можем. Почему так? Не задумывались?
– Обезьяна хитрая и везучая, – предположил коллежский советник. – Вон как ловко он придумал по церквам прятаться.
– Это не объяснение.
Лыков развел руками:
– Сам уже голову сломал. Ей-богу, никогда прежде я таким олухом себя не чувствовал, как давеча, когда уносил ноги из монастыря на ворованном ялике. Но все-таки толк был. Мы чуть-чуть не поймали Степку. И знаете почему? Потому, что никто, кроме нас с Сергеем, не знал о монастыре.
Черкасов сурово смотрел в окно и вздыхал. Потом проворчал:
– Измена… Вы подозреваете измену?
– Да, Андрей Яковлевич. Судите сами. Когда мы ловим Балуцу всем миром, толку шиш. Облавы ничего не дают. Теперь выяснилось, что он снюхался с германскими агентами в Одессе. В деле о шпионстве картина та же: никаких успехов. Более того, резидент в курсе наших действий. Мы заподозрили Двоеглазова, и сразу же нате вам труп. Спишите на него, и дело с концом. Ловко, правда?
– И с минными заграждениями все темнее и темнее, – поддакнул губернский секретарь.
– Боюсь, концов в истории с заграждениями найти не получится. Слишком много мест, где могла быть протечка. Выяснилось, что и портовое управление получило секретный документ, и даже таможня! Максимум, что удастся сделать, – это написать рекомендации, как надо обращаться с секретными бумагами. На основе, так сказать, горького опыта. А выявить резидента и его агентурную сеть… Ох, навряд ли.
– Протечка, – задумчиво повторил Черкасов. – Я уж и сам почуял неладное. Стал лысую голову чесать и вот что надумал.
Коллежский советник навострил уши:
– Есть догадки?
– Может, и так. С начала года я уволил из сыскного отделения трех надзирателей. Одного, Эммануила Иоаниди, прямо с треском, за денежные поборы с потерпевших. Еще двое, Бичев с Гудимой, ушли по-хорошему: согласно прошения по домашним обстоятельствам. Фрол Бичев устроился лепетутником и вроде держится на плаву. А Владимир Гудима места до сих пор не нашел. И часто шляется в отделение, торчит в общей комнате, разговаривает с надзирателями… Вот я и подумал: а чего это он к нам так полюбил заходить? Уши распустил и слушает разговоры?
– Весьма вероятно, – согласился Лыков. – А сам он что? Гнилой?
– Насквозь. Есть подозрение, что воров покрывал. И даже в одном ограблении выступил наводчиком.
– Надо устроить ему испытание. Кому из своих людей вы доверяете больше всех?
– Из надзирателей – Синопальщикову. А из вольнонаемных агентов, конечно же, Палубинскому.
– Телефонируйте в отделение, пусть они придут сюда. Обсудим ловушку для Гудимы.
Пока сыскные добирались до «Лондонской», начальники пили кофе в буфете. Затем все четверо заперлись в номере Лыкова. Хозяин сказал:
– У нас с Андреем Яковлевичем возникло подозрение, что в сыскном отделении протечка. Кто-то выдает наши планы. В том числе поэтому мы никак не можем поймать Балуцу.
Молодые сыщики переглянулись.
– А…
Черкасов не дал им договорить:
– Мы с Алексеем Николаевичем грешим на Гудиму. Ходит и ходит в отделение, как будто его и не увольняли. А натура продажная. Что-нибудь имеете сказать за это фудало?
[75]
Палубинский сразу поднял руку:
– Вчера Вовка спрашивал у меня, где облавы будут.
– И чем объяснил интерес?
– У него-де приятель гостиницей заведует, не хочет, мол, его подвести…
– И ты сказал? – встревожился Черкасов.
– Я не сказал. А Дима Жук проболтался.
Губернский секретарь пояснил коллежскому советнику:
– Мы послушали Челебидаки и решили нажать на гостиницы. Для начала на второклассные – вдруг Степка живет там спокойно по поддельному паспорту?
– Разумно.
– Сегодня в ночь хотим прощупать «Японию», «Бразилию» и «Пушкинскую». Теперь, значит, Жук про это насвистел… Ну я ему, тюньте, язык-то прищемлю!
Тут впервые заговорил Синопальщиков:
– Гудима и у меня выпытывал.
– Что именно? – уточнил Лыков.
– А про вас. Где живете, скоро ли домой умотаете. Смеялся, как вы сразу за двумя зайцами бегаете.
– За какими зайцами?
– Ну шпионов германских ловите и одновременно Балуцу. На это, мол, есть поговорка: за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь.
– Однако… – выдохнул Черкасов. – Да он наглец.
– И откуда-то знает про шпионов, – удивился Лыков.
– Про шпионов все отделение знает, – осклабился Палубинский. – Вы ищете по заданию Военного министерства, кто стащил план минных заграждений. Которые в случае войны моряки должны набросать в Одесской бухте.
– Было бы смешно, когда бы не было так грустно, – заключил Алексей Николаевич.
Некоторое время все молчали. Потом Черкасов предложил:
– Надо отлить пулю. Например, что Алексей Николаевич встречается с осведом в уединенном месте. Там, где на него удобно будет напасть.
Агент с надзирателем снова переглянулись.
– Кому напасть, Балуце? – уточнил Палубинский.
– Женя! Ты еще не сообразил? – рассердился начальник отделения. – Мы подозреваем Гудиму не в чем-нибудь, а в измене. Это тебе не семочки на туче
[76] лямзить. Похоже, Вовка таскает в клюве наши секреты врагам. Может, германцам, а может, Балуце.
