– Если ты впрямь не подонок из Тюрьмы, то выйдешь сам, – начал самозванец, с презрением глядя на Финна. – Ты не станешь прятаться за девушкой.
– Досадно сбежать от одного убийцы, чтобы угодить в лапы другому, – тихо проговорил Джаред.
– Ага, – согласился Каспар. – Но война есть война.
Факс тяжело поднялся на ноги:
– Хозяин?
– Думаю, мы свяжем наставника, и я поведу его вниз по склону. Ближе к лагерю ты, Факс, можешь исчезнуть. – Каспар улыбнулся Джареду. – Маменька обожает меня, а вот доверия особого нет. Это прекрасный шанс проявить себя. Ну-ка, вытяните руки вперед.
Джаред со вздохом поднял руки, потом сильно побледнел, пошатнулся и едва не упал.
– Извините! – прошелестел он.
Каспар ухмыльнулся Факсу:
– Отлично сыграно, наставник…
– Я не играю. Правда… Лекарство… В переметной сумке…
Колени подогнулись, Джаред сел на опавшие листья.
С гримасой раздражения Каспар махнул рукой, и Факс повернулся к коню. Стоило здоровяку сделать шаг, Джаред вскочил и понесся прочь. Он огибал деревья, перескакивал выпирающие корни, но шаги за спиной услышал еще раньше, чем сбилось дыхание. Тяжелые шаги приближались, потом грянул хохот: Джаред запнулся, упал и врезался в дерево.
Перевернувшись, сапиент увидел над собой Факса, замахивающегося топором.
– Давай, Факс! – Каспар торжествующе улыбался из-за спины телохранителя. – Один хороший удар!
Здоровяк поднял топор.
Джаред стиснул дерево и ладонями почувствовал гладкость коры.
Рука с топором двинулась вниз. Факс вздрогнул, улыбка превратилась в безжизненную гримасу. Паралич постепенно сковывал тело, а когда дотек до руки, топор с глухим стуком упал и вонзился в мягкую землю.
Одно застывшее мгновение, и Каспар с выпученными глазами рухнул следом.
Потрясенный Джаред шумно выдохнул.
Из спины Факса торчала стрела, вошедшая до самого оперения.
Каспар взвыл от гнева и ужаса, схватил топор, но слева раздался негромкий голос:
– Бросайте оружие, граф! Немедленно.
– Кто… Как смеете?..
Ответ прозвучал мрачно:
– Мы Стальные Волки. И вы это уже поняли.
27
Однажды прошел Сапфик по мечу-мосту в зал, где стоял стол с изысканными яствами. Сел он за стол, взял ломоть хлеба, но сила Перчатки обратила хлеб в пепел. Взял он кубок с водой, но кубок раскололся. И пошел Сапфик дальше, ибо понял: секретная дверь близко.
Странствия Сапфика
– Вот мое теперешнее королевство. Вот место отправления правосудия. – Смотритель махнул рукой на стол. – А вот мои личные покои. – Он распахнул дверь и вошел. Следом за ним трое Узников втолкнули Рикса, Аттию и Кейро.
Аттия огляделась по сторонам. Небольшая комната завешена гобеленами. Высокие витражные окна в полумраке не рассмотришь. Отблески пламени в камине высвечивали чьи-то руки и лица.
– Прошу, садитесь. – Он показал на стулья из черного дерева с резными спинками – пары лебедей грациозно переплели шеи. Массивные балки расползались по потолку затейливыми узорами, воск капал с люстр на плиточный пол. Где-то неподалеку раздавались глухие вибрирующие удары, которые тут же подхватывало эхо. – Тяжелая дорога наверняка утомила вас, – проговорил Смотритель и распорядился: – Принесите им еды!
Аттия села на стул. Она чувствовала себя обессилевшей и грязной. После марша по туннелю волосы слиплись от ила. А Перчатка! Драконьи когти царапали кожу, но Аттия не осмеливалась поправить ее, опасаясь Джона Арлекса. Глаза у него зоркие, внимательные.
Угощением оказались хлеб и вода. Поднос небрежно поставили на пол. Кейро еду проигнорировал, а менее принципиальный Рикс ел так, словно умирал от голода, – опустился на колени и запихивал хлеб в рот. Аттия наклонилась за куском и медленно разжевала: хлеб оказался сухим и жестким.
– Тюремная трапеза, – буркнула она.
– Так мы в Тюрьме и находимся. – Смотритель поднял фалды сюртука и сел.
– А что случилось с вашей башней? – спросил Кейро.
– У меня здесь много пристанищ. В башне библиотека. Здесь лаборатория.
– Что-то пробирок не вижу.
– Увидишь, и очень скоро, – с улыбкой пообещал Джон Арлекс. – То есть если поможешь уродливой громадине осуществить свой безумный план.
– Не зря же я прошел весь этот путь, – отозвался Кейро, пожав плечами.
– Да уж, не зря. – Смотритель свел кончики пальцев вместе. – Получеловек, цепная рабыня, безумец…
Кейро старательно сдерживал эмоции.
– Так вы надеетесь на Побег? – Смотритель взял кувшин и наполнил свой кубок водой.
– Нет, – ответил Кейро, оглядываясь по сторонам.
– Вот и правильно. Сам понимаешь, именно тебе Наружу точно не вырваться. В твоем теле частицы Инкарцерона.
– Верно. С другой стороны, тело, которое Инкарцерон создал себе, целиком состоит из таких частиц. – Кейро откинулся на спинку стула и, копируя позу Смотрителя, сложил пальцы домиком. – А ведь на Побег он рассчитывает всерьез. Как только Перчатку раздобудет. Напрашивается вывод: в Перчатке заключена сила, делающая это возможным. Не исключено, что и для меня тоже. – Кейро перехватил пристальный взгляд Смотрителя и ответил таким же.
За спиной у них поперхнулся Рикс, попробовавший есть и пить одновременно.
– Ты транжиришь свои таланты, прозябая в Учениках чародея, – тихо заметил Смотритель. – Тебе лучше подойдет работа на меня.
Кейро захохотал.
– Ты только сразу не отмахивайся. Жестокость – часть твоей натуры, Кейро. Тюрьма – твоя среда. Внешний Мир тебя разочарует.
Джон Арлекс и Кейро переглядывались, и Аттия, не выдержав тишины, брякнула:
– Вы ведь скучаете по дочери.
Серые глаза Смотрителя впились в нее. Аттия ждала вспышки гнева, но услышала только «Да, скучаю». Заметив ее удивление, Смотритель улыбнулся:
– Как плохо вы, Узники, меня понимаете. Я нуждался в наследнике, и да, я украл у Инкарцерона маленькую Клодию. С тех пор нам не сбежать друг от друга. Да, я скучаю по ней. Уверен, она тоже скучает по мне. – Он брезгливо отпил из кубка. – Любовь у нас с ней особая, сложная. Частью это ненависть, частью восхищение, частью страх. Тем не менее это любовь.
Рикс рыгнул, рукой вытер рот и объявил:
– Теперь я готов.
– Готов? К чему?
– К встрече с Инкарцероном.
– Идиот! – засмеялся Смотритель. – Какой идиот! Не понимаешь, что встречаешься с Инкарцероном каждый день своей жалкой, нищей, фиглярской жизни? Ты дышишь Инкарцероном, ешь его, пьешь и носишь. Он – презрение в каждом взгляде его обитателей, он – слово на устах у каждого. Побег невозможен, куда бы ты ни отправился.
