Женский голос. Уютное тепло…
"Опасны? Кто?"
И Альв увидела, как наносит удары, рвет плоть и ломает кости. Почувствовала, как прокусывает яремную вену. Как пьет кровь…
"Боги!"
Воспоминания были хаотичны, обрывочны, бессвязны. Какие-то полузнакомые лица. Безымянные, но, тем не менее, узнаваемые в деталях места. Схватки. Вернее, мгновенные впечатления, выхваченные из хаоса боя. Пятна цвета. Запахи. Громкие звуки. Звон клинков и запах духов, кровь, пот и боль. И жаркое наслаждение, сродни тому, когда желанный мужчина входит в тебя, заполняя своим естеством твое естество.
Наваждение исчезло так же быстро, как возникло. Альв снова была в хижине. Сидела у стены, наслаждаясь теплом и покоем. Смотрела на Якова, расположившегося у противоположной стены. Глаза его были закрыты, равномерно вздымалась грудь и ровно стучало сердце, но спал ли он, Альв сказать не могла. Иногда она читала Якова, как раскрытую книгу, но по временам он был непроницаем, словно скала. И это было замечательно, потому что он не враг ей и не раб. Он ее мужчина, а значит у нее не должно быть власти над ним. Не то, чтобы вообще, но чрезмерной власти она не хотела. Так было лучше, так было интереснее.
Альв улыбнулась, представив на мгновение, как его большие ладони ложатся на ее обнаженные бедра, но не на внешнюю их сторону, а на внутреннюю, потому что так приятнее. И да, эта ласка удавалась ему особенно хорошо, особенно тогда, когда он не сдерживал себя, боясь причинить ей боль. Боль, как выяснялось, могла быть не только источником страдания, но дарить истинное наслаждение. По-видимому, это тоже было одной из тех вещей, про которые Альв забыла, а теперь вспомнила. Возможно, пока не все, но все-таки кое-что.
Спать по-прежнему не хотелось, но и сидеть в праздном безделии надоело тоже, и Альв стала готовиться к завтрашнему походу. Собирались они с Яковом в спешке и многие вещи распихали, как придется. Теперь это следовало исправить.
Первым делом Альв осмотрела лук. Он был в хорошем состоянии, как и сутки назад, когда она из него стреляла. Стрел в колчане оказалось немного, но зато все со стальными наконечниками и хорошим оперением. Одним словом, это были правильные стрелы для правильного лука. Тетивы к нему было две, и обе смазаны жиром и хорошо спрятаны от сырости в холщовых чехольчиках, вложенных в кожаные кисеты. Одну тетиву Альв спрятала во внутренний карман шубки, вторую — в поясную сумку, которую соорудила из сафьянового мешочка, в котором девица Трута держала всякие мелкие вещицы, из тех, что и выкинуть жалко, и девать некуда. Пояс был широкий, кожаный с двузубой планкой-застежкой и вшитыми понизу размыкающимися кольцами — Яков назвал их карабинами, — чтобы подвешивать всякие разности. Альв навесила на них два кинжала и самодельную сумочку-кисет с тетивой, швейными мелочами, на которых настоял Яков, и девятью монетами, которые он нашел у себя в спальне: пятью золотыми и четырьмя серебряными. Монеты были незнакомые, но Альв сразу же определила их относительную цену: по весу примерно десять золотых экю и шесть серебряных талеров. Не состояние, разумеется, но на еду и кров должно хватить примерно на месяц.
Еще у нее был замечательный, хотя и незнакомой конструкции нож со стальным клинком, напоминающим сакс. Его ножны можно было крепить на ногу, что Альв и сделала, определив его под юбку на левое бедро. Распихав по карманам шубки другие важные мелочи, серебряную фляжку с коньяком, например, или устройство, заменяющее кремень и огниво, Альв занялась украшениями. Прежде всего, она сняла с себя колье, серьги и кольцо с большим бриллиантом и поместила их в кожаный кошель, убрав под одежду. По смутным воспоминаниям, эти драгоценности могли потянуть на десять или пятнадцать тысяч золотых экю. Конечно, никто ей за них столько не даст, но, если получится продать их хотя бы за половину цены, денег хватит на все путешествие. Каффу она оставила за левым ухом, все равно под волосами не видно, браслеты на запястьях тоже. Кольца с указательных пальцев подвесила на простую стальную цепочку, позаимствованную в комнате у Труты и поместила между грудей. На пальцах остались лишь простое граненое кольцо — на мизинце левой руки и небольшой перстенек на безымянном пальце правой. Спицы в волосах она оставила тоже, решив прятать их в пути под меховым капюшоном шубки.
Потом Альв перебрала свой вещевой мешок и соорудила из веревки портупею для лука, чтобы не занимал руки. Теперь ей придется нести в руках только топорик-валашку, который представлялся ей совсем неплохим оружием. К сожалению, обе шпаги были слишком длинные для нее, так что нести их предоставлялось Якову.
Она еще повозилась с вещами, затем укуталась в одеяло и плащ из какой-то плотной и, кажется, непромокаемой ткани и приказала себе уснуть, чтобы проснуться с рассветом, ощущая невероятный прилив сил и удивительное для нее самой спокойствие. Казалось бы, это странно ощущать душевный покой, находясь в неведомой земле среди множества опасностей. Без памяти. Без четкого понимания, кто ты на самом деле и что правильно делать в твоем положении. И, тем не менее, все это не трогало Альв, поскольку напугать ее, как выяснилось, практически невозможно. Можно расстроить, но не запугать.
Она встала на ноги и, подбросив в костер остатки собранных вечером веток, вышла из хижины. Рассвет уже ощущался в мерцании воздуха над головой, в дуновении ветра, в запахах горного склона. Альв улыбнулась, приветствуя утро и побежала наискосок вверх по склону. Одежда мешала, разумеется, но не слишком сильно. Бежать было не трудно. Скорее, приятно.
Добежав до небольшой купы деревьев, она вошла в их густую тень и начала раздеваться. Мужские брюки хороши всем, кроме одного: в них порядочной женщине даже не пописать, не говоря о большем. Но и не справить нужду нельзя. День впереди длинный, но, где и когда представится следующая возможность побыть наедине с самой собой, укрыться от посторонних глаз в непроницаемой ночной мгле?
Подумав об этом, Альв отметила, что сама она видит во тьме не так уж плохо. Различает отдельные деревья, видит, где положила снятую с себя одежду. А следующим открытием стало оттесненное событиями последнего дня знание, что холод ей, в принципе, не страшен. Возможно неприятен, — особенно в предрассветные заморозки, — но не опасен. По внутреннему ощущению, от пребывания на холоде она не заболеет, тем более, не умрет. Другое дело, что всему положен предел. Есть он и у ее выносливости, которую, похоже, можно даже усилить. Однако устойчивость к морозу не слишком поможет, если слишком долго оставаться на холоде. Поэтому, облегчившись, Альв снова оделась и, чтобы согреться, побежала дальше, к роднику, который она теперь не только слышала, но и обоняла.
3. Торсдаг
[19], двадцать четвертый день месяца мерз, 1611 года
Тропа, о которой говорил Яков, на поверку оказалась довольно приличной дорогой, проходившей внизу, под склоном, по берегу большого вытянутого в длину озера.
— Слишком много прошло времени, — пожал плечами Яков, когда, перевалив плечо горы, они рассматривали новое ущелье. — Мне запомнилась торная тропа, а про озеро я вообще забыл.
