— В этом нет необходимости. Достаточно и обычных любезностей.
— О нет, обычные любезности не годятся для тебя, — заверил Саймон, подавшись вперед и приоткрывая ее губы своими. Руки нашли ее тело под снежными сугробами кружев. Теперь, без корсета, она ощущала его жаркие прикосновения под тонкой тканью рубашки, и кончики ее грудей стали восхитительно чувствительными. Его ладонь медленно сползала по лифу и, найдя упругую тяжесть, взвесила, почти благоговейно. У Аннабел перехватило дыхание, когда он стал перекатывать ее сосок между большим и указательным пальцами.
— Женщина в первый раз обычно испытывает боль, — пробормотал он.
— Да, я знаю.
— Не хочу причинять тебе страдания.
Это признание удивило и тронуло Аннабел.
— Мама сказала, что долго это не продлится, — утешила она.
— Что, боль?
— Нет, все остальное.
Она так и не поняла, почему он расхохотался.
— Аннабел…
Его губы прижались к ее горлу.
— Я захотел тебя с той минуты, как увидел у театра. Поверь, я не смог оторвать от тебя взгляда. С трудом верилось, что ты настоящая.
— И ты продолжал смотреть на меня во время представления, — добавила она, слегка охнув, когда он прикусил шелковистую мочку ее уха. — Сомневаюсь, чтобы ты узнал хотя бы какой-то факт о падении Римской империи.
— Зато узнал, что никогда не целовал губ мягче.
— Интересный способ знакомства.
— Я ничего не мог с собой поделать. Стоять рядом с тобой в темноте оказалось самым безбожным искушением, какое только можно вообразить! Я и думать мог только о том, как ты прекрасна и как сильно я тебя желаю. И когда свет погас, я не смог больше сдерживаться, — признался он и с нотками чисто мужского самодовольства прошептал: — И ты не оттолкнула меня.
— Потому что ты застал меня врасплох.
— И по этой причине ты не возражала?
— Нет, — призналась она, прислоняясь к его щеке своей. — Мне понравился твой поцелуй, и ты, кстати, это знал.
Саймон слегка улыбнулся:
— Я надеялся, что симпатия будет взаимной.
Он взглянул в ее глаза. Сейчас их лица были так близко, что носы почти соприкасались.
— Пойдем в постель, — прошептал он с едва различимой вопросительной интонацией в голосе.
Аннабел с прерывистым вздохом кивнула и позволила подвести себя к большой постели с балдахином и стеганым покрывалом из тяжелого темно-красного шелка. Откинув его, Саймон уложил Аннабел на свежие простыни, и она подвинулась, чтобы дать ему место. Он встал у постели и, пристально глядя на нее, стал раздеваться. Контраст между дорогой модной одеждой и грубой мужественностью его тела был поразителен. Как и ожидала Аннабел, у него был мускулистый торс, и на плечах и спине перекатывались бугры мышц. Зато живот был плоским, а бедра — узкими. Смуглая кожа в свете ламп казалась янтарно-золотистой, как только что выплавленная бронза. Даже темная поросль, покрывавшая грудь, не могла смягчить мощных выпуклостей. Самый энергичный, самый здоровый, самый сильный человек на свете… Может, он и не соответствует идеалу бледного, хрупкого аристократа… но Аннабел находила его великолепным.
Стрелы волнующего предчувствия пронзили Аннабел, когда он лег рядом.
— Саймон, — тяжело дыша, взмолилась она, едва он обнял ее, — мама не сказала… могу ли я что-то сделать для тебя сегодня ночью…
Он стал играть ее волосами, и каждое движение пальцев посылало новые волны жара по ее спине.
— Сегодня тебе ничего не придется делать. Только позволь держать тебя… касаться… узнать, какие именно вещи тебе нравятся…
Он уже успел нащупать ряд пуговок на спине сорочки. Аннабел закрыла глаза, как только пенная масса кружев сползла на плечи.
— Помнишь ту ночь в музыкальной комнате? — прошептала она, охнув, когда он одним движением обнажил ее груди. — Когда ты целовал меня в нише?
— Каждую счастливую секунду, — кивнул он, высвобождая ее руки из широких рукавов. — А почему ты об этом упомянула?
— Я все время об этом думаю, — улыбнулась она, извиваясь, чтобы помочь ему окончательно снять сорочку, и краснея всем телом от приятного смущения.
— Я тоже, — согласился он, сжимая прохладную округлость ее груди, пока сосок снова не отвердел. — Похоже, мы с тобой — быстро воспламеняемая смесь, даже еще больше, чем я ожидал.
— Но так бывает не всегда, верно? — спросила она, гладя глубокую канавку его позвоночника и тугие мускулы по обе стороны от нее. Это простое прикосновение, однако, мгновенно нарушило ритм его дыхания.
— Нет, — пробормотал он, кладя ногу на ее тесно сомкнутые бедра. — Очень редко.
— Почему… — начала она, но со слабым стоном замолчала, когда он обвел большим пальцем атласную кожу груди и, нагнувшись, взял губами тугой сосок. Аннабел жалобно вскрикнула, но язык продолжал терзать чувствительную плоть, пока она больше не смогла оставаться неподвижной под ним. Ноги сами собой разошлись, и он немедленно заполнил пространство своим поросшим волосами бедром. Он стал покрывать поцелуями ее тело, и она, как часто мечтала, погрузила пальцы в густые, волнистые пряди. Он продолжал целовать ее руки, впадинки между ребрами, мягкий живот. Она позволяла ему все, чуть подрагивая, когда щетина колола нежную кожу, но когда он добрался до пупка и кончик языка нырнул в крошечную ямку, потрясенно охнув, откатилась от него.
— Нет… Саймон… пожалуйста…
Он немедленно схватил ее в объятия, улыбаясь в стыдливо побагровевшее лицо.
— Это уже слишком? — хрипло докончил он. — Прости, я на мгновение забыл, что для тебя все это ново. Полежи тихонько со мной рядом. Ты не боишься, нет?
И прежде чем она успела ответить, он накрыл ее губы своими, слегка посасывая. Волосы на груди чуть щекотали нежные холмики, как шершавый бархат. Их соски при каждом вздохе терлись друг о друга. В горле Аннабел вибрировали счастливые стоны, знаменуя новую степень наслаждения. Она немного расслабилась, и тут его ладонь снова скользнула по ее животу, а колено втиснулось чуть глубже между ее бедрами. Аннабел закрыла глаза, когда его пальцы запутались в мягких завитках и погладили набухшую плоть. Он раздвинул сомкнутые складки, нашел крохотный пульсирующий бугорок и слегка дразняще погладил.
Аннабел показалось, что сейчас она растает. Кровь бросилась ей в лицо, окрасив розовыми пятнами белую кожу. Но кончик пальца неумолимо пробирался глубже, в истекающую соками пещерку. Сердце Аннабел гулко колотилось, а ноги словно немели по мере того, как усиливалось наслаждение. Снова отодвинувшись, она непонимающе уставилась на мужа.
Тот лежал на боку, приподнявшись на локте. Темные волосы растрепаны, глаза горят страстью и потаенным весельем. Он, казалось, прекрасно понимал, что с ней происходит, и был заворожен ее невинным испугом.
