– Он не станет мне врать!
– Он может искренне заблуждаться.
Чайник закипел. Даша достала чашки, заварила чай себе и Лере. Достала из холодильника масло, подвинула вазочку с печеньем.
Даша не пыталась отмахнуться от разгадки смерти Ксаны. Просто она была уверена, что разгадка в чем-то другом. Святослав Мазуров так считал, и она ему верила.
Она ему верит, а он водит ее за нос.
– Ксана Варьку не знала до того, как она к Сереже прилипла. А я знала. Варька у нас в больнице работала. В другом отделении, правда, но мы с ней друг друга знали, здоровались.
Подруга говорила грустно, а продолжала светиться тихой внутренней радостью.
Мазуров ее бросит, и радость превратится в боль.
– Даша, ты же совсем его не знаешь, – тихо сказала Лера.
Подруга не спросила, кого она имеет в виду. Дарья подняла на нее светящиеся глаза и так же тихо ответила:
– Ну и пусть! Что будет, то и будет.
Арсений думал, что Кокорин шарахнет дверью, но дверь закрылась тихо. Наверное, потому, что дверь была дорогая и отлично отрегулирована.
Олеся замерла, правой рукой схватившись за горло. Глаза у нее метались, и казалось, что девушка не дышит.
Надо было что-то сказать, но он не находил слов.
Олеся сжала кулаки, разжала, дернулась. Арсений решил, что бросится сейчас в кабинет вслед за Егором, но Олеся откинулась на стуле и беззвучно заплакала.
– Он передумает. – Достав платок, девушка промокнула глаза. – Он передумает, правда?
Она с надеждой посмотрела на Арсения. А ему казалось, что секретарь его не замечает.
– Пиши заявление, – с жалостью сказал Арсений. – Пиши, Олеся.
Он не заметил, что обратился к ней на «ты». Кроме Ирины и Егора, он ко всем обращался на «вы», даже к студентам.
– Я с ним столько лет работала… – Олеся не отрывала от Арсения глаз, как будто он был ее последней надеждой. – Всегда все было хорошо…
Хорошо не было. Егор всегда вел себя с секретаршами как добрый барин. Он улыбался и шутил, а они смотрели на него с восхищением. Они были счастливы, что у них такой добрый барин.
Что-то не в порядке с нашим обществом, если нормой стало средневековье.
– Он передумает, как вы думаете?..
– Пиши заявление! – зло выдохнул Арсений. Хотел добавить «не унижайся», но не добавил, пожалел девчонку. Не захотел оскорблять ее еще больше.
Она поднялась, достала из стоявшего рядом принтера лист бумаги.
– Я возьму тебя с собой на Каширку. Там открывается научный центр, знаешь?
Она кивнула, взглянув на него со щенячьей благодарностью.
– В среду-четверг начну там работать и сразу тебя возьму. Не беспокойся. Я давно мечтал о толковом секретаре, – он ободряюще улыбнулся.
Секретарша ему не была нужна, но сейчас это не имело значения.
Олеся потянулась за ручкой, передумала, напечатала заявление на компьютере, расписалась. Руки у нее дрожали.
Смотреть на это было невыносимо.
Нести заявление ей было страшно.
– Хочешь, я отнесу? – предложил Арсений.
Она покачала головой, встала. У двери директора помедлила, заглянула внутрь.
– Можно, Егор Викторович?
Это она спросила почти спокойно. Умница.
Дверь в кабинет закрылась, через полминуты открылась снова.
Олеся показала Арсению подписанное заявление.
– Все будет хорошо, – заверил он. – Запиши мой мобильный.
Поднявшись в лабораторию, он посидел, не включая компьютер.
Что-то не так в нашей жизни, если у молодой красивой девчонки дрожат руки.
Утром ему хотелось немедленно приняться за апробацию идеи Ивана Яковлевича. Последовательность операций выстроилась, утром он испытывал нетерпение от предчувствия удачной работы. Утром он сдерживал себя, чтобы не превысить скорость по дороге на работу.
Арсений наклонился, включил компьютер.
– Привет! – заглянула к нему Ирина. – Бездельничаешь?
– Да.
Ирина помялась, тяжело вздохнула, исчезла, закрыв дверь.
У нее руки не дрожали бы, если бы Кокорину пришло в голову ее уволить. Ирина усмехнулась бы директору в лицо или сказала бы что-нибудь такое, от чего всем стало бы ясно, что Егор дурак и самодур.
В отличие от девочки Олеси Ирина прекрасный специалист, цену себе знает и работу тут же найдет. А не найдет, ее муж прокормит.
Но дело даже не в этом… У Ирины не задрожали бы руки, даже если бы она была простой секретаршей. Она не стала бы смотреть на Егора, как на барина, и он вел бы себя с ней по-другому.
Жаль, что не все умеют быть такими, как Ирина.
Он опять вспомнил, как дрожали тонкие пальцы. На среднем было дешевое серебряное колечко.
Арсений поводил мышкой, но написанный Иваном Яковлевичем текст открывать не стал. Протянул руку к лежащему на столе телефону, переписал снятое накануне видео в компьютер. Провозился он недолго и результатом остался доволен.
Фотография Егора в Сокольниках выглядела неплохо. А кадры, где Егор бросает в контейнер завернутый в сумку пистолет, а он, Арсений, потом достает и разворачивает сверток, смотрелись просто отлично.
До сегодняшнего утра он еще сомневался, что станет использовать эти кадры.
Больше сомнений не было.
Рада не ожидала, что тетя снова приедет. От неожиданного звонка в дверь ее опять обдало страхом. Катя, кажется, Радин испуг заметила, потому что посмотрела с удивлением.
Нужно получше контролировать себя при детях.
– Миленочка? – Отперев дверь, Рада посторонилась, пропуская родственницу.
Выглядела Милена ужасно. Даже утром у нее не было настолько серого лица и таких несчастных глаз.
– Как Дмитрий?
– Врачи успокаивают.
– Ну и не рисуй себе страшных картин, – бодро откликнулась Рада. – Не впадай в панику. Мысли материальны, ты же сама всегда это утверждала. Не кличь настоящую беду.
Еще какой-то древний мудрец утверждал, что самое легкое и приятное занятие – это давать советы другим.
– Тетя Милена! – примчалась обрадованная Катя. – Пойдем играть!
– Попозже! – остановила дочь Рада. – Сначала тетя Милена отдохнет.
Обиженная девочка нехотя ушла к себе в комнату.
Рада, не спрашивая тетку, отправилась на кухню, разогрела борщ, с которым утром долго возилась, тушеное мясо, с которым возилась еще дольше. Она давно могла себе позволить не стоять у плиты, и Егор неоднократно предлагал взять домработницу, но Рада упорно отказывалась. Не потому, что любила готовить. Просто было что-то незыблемо надежное в том, чтобы ждать мужа с готовящимся обедом.
