рационализации самых отсталых секторов своего общества – крестьянского сельского хозяйства и ремесленного сектора, – хотя такая мера могла бы «высвободить» миллионы дополнительных рабочих рук. Но с учетом того, что нам сейчас известно о Generalplan Ost и о всеобъемлющей реструктуризации сельского хозяйства, которая им предусматривалась, представляется, что это был только вопрос времени. Всеобъемлющая реструктуризация немецкого общества была просто отложена до захвата «жизненного пространства» на востоке. Соответственно, если мы и вынуждены признать, что Нацистская партия, в отличие от советских коммунистических кадров, не была орудием классовой борьбы, закаленным в боях, то по западноевропейским стандартам ее едва ли можно обвинять в недостатке преобразовательной энергии. Никогда раньше в мирное время ни одна сложная капиталистическая экономика не переводилась с такой целенаправленностью на новые рельсы.
Оставив сравнения со сталинским режимом, вполне можно задаться и противоположным вопросом. Каким образом Третьему рейху удалось подчинить себе всю экономику страны? Почему немецкое деловое лобби терпело это резкое вторжение государства в сферу своих интересов после 1933 г.? В конце концов, всего лишь десятилетием ранее «большой бизнес» сыграл важную роль, сорвав реформаторские замыслы ранней Веймарской республики. Ответ, предлагаемый нами, в принципе сводится к четырем элементам. Во-первых, необходимо подчеркнуть сильное ослабление независимого делового лобби из-за Великой депрессии. Крупные немецкие предприниматели в 1933 г. были не в состоянии вступать в серьезную борьбу, даже если они были к ней предрасположены. Во-вторых, несмотря на то, что нацистский поворот к автаркии, безусловно, противоречил международной повестке дня делового сообщества Германии, внутренний авторитаризм гитлеровской коалиции пришелся ему более чем по вкусу, равно как и значительные прибыли, которые оно стало получать с середины 1930-х гг. В третьих, хотя государство после 1933 г. решительно подчинило себе бизнес, голое принуждение применялось лишь выборочно, а режим во многих сферах был только рад эксплуатировать независимую инициативу бизнесменов, управляющих и технических специалистов. Наконец, в условиях крайне неоднородной структуры собственности и организации в немецкой экономике и разобщенности конкурирующих капиталистических группировок все, что требовалось для того, чтобы подталкивать жизненно важные сегменты промышленности и торговли в направлении, угодном режиму, – это ряд продуманных тактических союзов.
С учетом тех препятствий, с которыми приходилось сталкиваться Третьему рейху, в силу всего этого трудно избежать вывода о том, что он чрезвычайно эффективно использовал свои мобилизационные возможности. Более того, понятно, что эта мобилизация с самого начала была направлена на возрождение Германии как военной державы и в некотором общем смысле на достижение поставленных Гитлером завоевательных целей. Но если задаться вопросом о том, была ли эта экономическая мобилизация составной частью внятного стратегического синтеза, если задаться вопросом о том, подчинялись ли дипломатия, военное планирование и экономическая мобилизация после 1933 г. внятному военному плану, то ответ, который дает эта книга, будет отрицательным. В этом отношении мы по-прежнему пытаемся освободиться от влияния знаний, полученных задним числом. В конце концов, нам известно, что до осени 1941 г., когда потерпела крах операция «Барбаросса», гитлеровские армии сметали все на своем пути. Трудно себе представить, что это поразительное военное превосходство не было итогом длительных приготовлений. Однако недавняя военная история приводит нас к невероятному выводу о том, что дело обстояло именно так. Германия начала в сентябре 1939 г. войну, не имея существенного материального или технического превосходства над более развитыми военными державами Запада. К тому, что Франция была разгромлена всего за несколько коротких недель в мае и июне 1940 г., привело фатальное взаимное наложение оперативных планов союзников и Германии. И это, в свою очередь, позволило вермахту в 1941 г. пройти победным маршем по Южной и Восточной Европе, что завершилось вполне предсказуемым образом: немцев остановили обширные просторы Советского Союза и пусть плохо организованное, но упорное сопротивление Красной армии. Центральная часть нашей книги посвящена распутыванию загадок, к которым нас приводят эти убедительные выводы военных историков. Если полномасштабного перевооружения 1930-х гг. и аннексии Австрии и Чехословакии не хватило для того, чтобы обеспечить Германии существенное материальное преимущество над ее врагами, если все это стало непосредственной причиной, заставившей Великобританию и Францию отказаться от своего пацифизма в пользу агрессивной стратегии сдерживания, и вынудило и Вашингтон, и Москву пересмотреть свои позиции в Европе, то почему же Гитлер начал войну в сентябре 1939 г.?
Столкнувшись с этим вопросом, некоторые историки поспешили заявить, что Гитлер просто просчитался. По их мнению, он не собирался развязывать общеевропейскую войну. После того что произошло в 1938 г. в Мюнхене, он ожидал, что Великобритания и Франция пойдут на уступки в Восточной Европе. И вовсе не Гитлер, а западные державы предпочли превратить Польшу в casus belli. Эту точку зрения я отвергаю, поскольку она не соответствует дипломатической ситуации последних предвоенных дней. В августе 1939 г., как и в сентябре 1938 г., Гитлер мог быть почти уверен в том, что Великобритания и Франция объявят войну. В первом случае он отступил. В 1939 г. он предпочел стоять на своем. Почему он продолжал гнуть свою линию вместо того, чтобы дать задний ход, объясняется в этой книге путем синтеза трех отдельных элементов.
Во-первых, следует подчеркнуть, что к лету 1939 г. Гитлер уже знал, что его попытки осуществить долгосрочную программу подготовки к войне с западными державами провалились. Собственно говоря, это один из главных моментов моей книги. Несмотря на то что в 1938 г. гитлеровский режим попытался ответить на растущее противодействие со стороны западных держав выполнением гигантской программы всестороннего перевооружения и хотя Гитлер и Риббентроп пытались сколотить глобальный альянс, который бы не уступал в масштабах складывающейся западной коалиции, из этих попыток ничего не вышло. К лету 1939 г. усилия немцев, направленные на то, чтобы объединиться с Италией и Японией в тройственный блок, угрожающий британцам, откровенно провалились. Более того, как впервые подробно показывается в нашей книге, военное производство летом 1939 г. серьезно сократилось из-за хронических проблем платежного баланса. Вдобавок Третьему рейху угрожал экономический кризис. Средствами контроля, созданными на протяжении 1930-х гг., несомненно, удалось предотвратить всеобщий кризис, подобный тому, который едва не дестабилизировал гитлеровский режим в 1934 г. Однако в 1939 г. опасная ситуация, в которой находился платежный баланс Германии, не давала возможности наращивать темпы военного производства. Поскольку именно в тот момент ускорили перевооружение и Великобритания, и Франция, и США, и Советский Союз, Гитлер столкнулся с тем, что соотношение сил начало резко ухудшаться значительно раньше, чем он ожидал.
Помимо этого, к немедленным действиям подталкивали и резкие изменения в глобальной дипломатической картине. Стремительная агрессия Гитлера в 1938-м и начале 1939 г. привела к разрушению французского оборонительного кордона в Центральной Европе, опиравшегося на Чехословакию. Однако весной 1939 г., после оккупации Праги, дипломатические фронты были укреплены гарантиями, которые англичане и французы дали Польше и Румынии. Теперь все зависело от поведения двух фланговых держав – США и Советского Союза. Летом 1939 г. решение Сталина в пользу стратегии, основанной на раздувании межкапиталистической войны, изменило баланс сил в пользу Германии. Нацистско-советский пакт гарантировал Германии отсутствие второго фронта на востоке и защищал ее от худших последствий вызывавшей большие опасения англо-французской блокады. Таким образом, можно дать убедительное экономико-стратегическое обоснование принятого Гитлером решения начать войну в сентябре 1939 г. С учетом ухудшавшегося экономического положения Германии и неожиданного благоприятного изменения дипломатического баланса Гитлер ничего не выигрывал от дальнейшего ожидания. И как мы видели, Гитлер буквально этими же самыми словами излагал эту логику всем, кто слушал его после сентября 1939 г.
