– Меня угрозами вынудили покинуть вас. Я этого не хотел, но противостоять не мог. У меня не хватило на это силы воли. Я буду проклинать себя за это до конца своих дней.
– Кто же вам угрожал? Мой отец?
– Ваш муж. Он явился ко мне наутро после своего бала.
– И что он вам сказал? - ненавязчиво осведомилась Эмма.
– Князь Николай сказал мне, что я должен оставить вас навсегда или он превратит мою жизнь в ад. Он сказал, что я должен жениться на ком-нибудь другом, потому что у меня больше нет права на вас. Он намекнул, что, если я буду продолжать ухаживать за вами, кому-то будет причинен большой вред. Я испугался, Эмма. Испугался за нас обоих. Можете ненавидеть меня за трусость, но по крайней мере знайте, что я люблю вас.
Эмма почувствовала, что бледнеет. Она была потрясена. Рассказ Адама соответствовал всему, что она успела узнать о своем лживом, манипулирующем людьми муже. Она вспомнила, что Николай утешал ее после того как Адам ее бросил, что он воспользовался ее обидой и унижением, вспомнила, как совратил он ее той ночью, когда она узнала о помолвке Адама. Каждый его поступок был рассчитан заранее. Николай расстроил ее любовь с Адамом, методично разрушил ее жизнь, чтобы получить то, чего хотел. И он еще поощрял ее винить во всем отца.
– Пожалуйста, уйдите, - хрипло прошептала она.
– Эмма, скажите лишь, что вы мне верите.
– Я вам верю. Но это ничего не меняет. Слишком поздно… для нас обоих.
– Но это можно изменить. Мы можем спасти хоть часть того, что было у нас когда-то.
Эмма недоверчиво уставилась на него. Что еще оставалось между ними? Что стоило спасать? Чего он хочет от нее теперь?
– Вы предлагаете мне вступить с вами в связь?
Эти слова, казалось, ошеломили Адама. Эмма увидела по выражению его лица, что он не ожидал от нее столь откровенных высказываний.
– Прямая и простодушная, как всегда, - пробормотал он, и карие глаза его лукаво блеснули. - Это одна из ваших черт, которую я люблю больше всего. Я пытаюсь сказать, что хотел бы остаться частью вашей жизни. Мне так вас не хватает, Эмма.
Она прикрыла глаза, вспоминая, каким добрым и заботливым был Адам. Ей тоже его не хватало. Если бы она могла броситься к нему в объятия прямо сейчас и позволить поцеловать себя и утешить! Но эту свободу она утратила. Пусть муж и был ей неверен, но это не означало, что она может предать собственные принципы. Ей не было бы прощения, если бы она нарушила брачные обеты. Если бы она так поступила, то не смогла бы жить в мире с собой.
– Не думаю, что смогу что-либо дать вам, - прошептала она.
– Я удовольствуюсь самой малой частицей вашего сердца. Вы - моя истинная любовь, Эм. И останетесь ею до моего смертного часа. Никто не властен изменить это… даже Николай Ангеловский. - Лицо его стало жестким, каким она никогда раньше его не видела. - Боже мой, кто-то должен оказать миру услугу и избавить от него… пока он не покалечил еще чьи-нибудь невинные жизни.
* * *
Николай услышал стук в дверь библиотеки и с нетерпеливым рычанием повернулся от стола к порогу. Все утро у него нещадно болела голова, так что он еле мог работать. Цифры и чернильные закорючки словно плясали перед его глазами.
"Проклятое похмелье", - подумал он и решил, что отныне сократит обеденную порцию водки.
– В чем дело? - спросил он.
Странно взволнованный Роберт Соме просунул голову в дверь и торопливо заговорил:
– Ваша светлость, я пришел сообщить вам, что почти закончил реставрацию картины. Потребуется еще кое-что чуть тронуть краской и закрепить, но уже видно, какой это прекрасный старинный портрет.
– Я зайду посмотреть на него попозже.
– Ваша светлость, если позволите, я принесу его сюда вниз для немедленного показа. Уверен, вы будете ошеломлены.
Николай иронически поднял брови:
– Так и быть. Несите.
Художник так торопился, что оставил дверь за собой открытой. Николай нахмурился и вновь склонился над письменным столом, но строчки счетов сливались в неразборчивые узоры. Он услышал за спиной тихое чавканье и опять обернулся к двери.
Его сын, Джейкоб, стоял там с посыпанным сахарной пудрой кексом в руках. При каждом осторожном укусе на ковер сыпались крошки.
– Что тебе нужно? - пробормотал Николай. Джейкоб не ответил, лишь продолжал смотреть на него с бесстрашным любопытством.
– Где Эмма? Ты же обычно проводишь это время дня с ней.
Джейкоб заговорил, по-деревенски произнося английские слова, что не переставало удивлять Николая, так как вовсе не сочеталось с типично русской внешностью ребенка:
– Она в зверинце. К ней пришел какой-то мужчина.
У Николая создалось явное впечатление, что мальчик сообщает ему об этом намеренно, в надежде, что Николай пойдет туда и прогонит незнакомца.
– В какой части зверинца? - спросил он сдержанным тоном. - У тигра?
– Нет, там, где Клео.
Николай встал из-за стола и широкими шагами вышел из комнаты через французское окно, чтобы скорее попасть в сады. Он был уже на полпути, когда увидел идущую от конюшен к дому Эмму. Стук калитки в стороне подсказал ему, что кто-то направляется к подъездной аллее. Он разрывался между желанием догнать посетителя и узнать, кто он такой, и возможностью неожиданно появиться перед Эммой и выяснить это у нее. Выбрав последнее, он быстрой походкой направился навстречу жене.
– Кто это был? - требовательно спросил он.
– Старый друг. Лорд Милбэнк, - на ходу ответила Эмма. Она миновала его, не останавливаясь, и, когда Николай потянулся к ней, резко отбросила его руку. - Не прикасайся ко мне!
– Чего он хотел?
– Ничего.
Волна слепой, бешеной ревности нахлынула на него. Он повернулся и последовал за Эммой.
– Я хочу с тобой поговорить, - настаивал он, хватая ее за руку и затаскивая в библиотеку.
– Не считай меня наивной и не оскорбляй своим неуклюжим актерством, - презрительно оборвала его Эмма. - Тебе абсолютно наплевать на меня и мои поступки.
– Скажи мне, зачем он сюда явился?
В синих глазах сверкнула ненависть.
– Адам рассказал мне о том, что ты сделал. Как ты угрозами заставил его отказаться от меня. Ты развел нас в разные стороны, а затем обманом взял в жены.
– Милбэнку было вовсе не обязательно бросать тебя. У него был выбор.
– Адам испугался тебя. И я его не виню. Ты - злобный и себялюбивый негодяй, без тебя на земле стало бы жить лучше и чище! - Голос ее упал до кипящего яростью шепота:
– Я презираю тебя, Николай, за то, что ты со мной проделал. Ты погубил мою жизнь.
