— Нет, Лиза…
— При чем здесь Лиза, — прошипел он. — Вас позвала Марья Николаевна?
— Ах, вот ты о чем? — догадка превратилась в уверенность. — Марья Николаевна два дня как в Москве.
— Значит, она ничего не сказала? — оживился он, попытался даже приподняться.
— Лежи, лежи.
— Ничего, я не болен.
— Лежи, — Путилин положил руку на его грудь, отчего у студента дыхание перехватило. — Лежи.
— Я должен объявить, что явился свидетелем преступления.
— Успокойся, мне все известно и об убийстве жениха Марьи Николаевны, и о человеке с пышными усами, — Иван Дмитриевич смотрел в лицо Микушина, как он отреагирует на известие.
— Откуда вы знаете?
— У меня такая служба, а впрочем, расскажи, что знаешь.
— Я… — молодой человек запнулся и сквозь болезненную бледность проступила краска стыда, потом преодолел смущение и продолжил: — Я следил за Левовским, чтобы доказать Марье Николаевне, что он, в сущности, низкий человек. Он ездил после посещения Залесских к содержанке, которой снимал квартиру. Это низко и подло…
— Продолжай.
— В тот вечер он встретился с каким-то офицером, как я понял из разговора, другом детства, а потом, потом…
— Алексей, не надо волноваться, уже все позади, рассказывай.
— Потом он пошел к содержанке. По-моему, на Стремянной я заметил, что за ним следует господин в черном. Самого убийства я не видел, но Сергей Иванович свернул в Невский переулок, а тот в черном — за ним, потом раздался тихий крик или всхлип… Точно уж не помню, и человек выскочил почти на меня, а я успел вжаться в закуток, и по всей видимости, он меня не заметил.
— А зачем ты взял бумажник?
Его брови поползли вверх.
— Сам не знаю.
— Вот и хорошо.
— Вы нашли убийцу?
— Извини, Алексей, но не могу пока сказать. Так почему ты взял бумажник?
— Когда тот человек сбежал, я вошел в переулок и понял, что Левовский мертв, в каком-то помешательстве сунул руку в карман, а когда очнулся, то этот предмет лежал на моем столе у кровати.
— А что ты сказал Марье Николаевне?
— Только то, что ее жених мертв.
— И она подумала, что ты…
— Да, — перебил Путилина студент. — Она уверилась в моей виновности, — отвернул голову в сторону, упершись взглядом в стену.
— Того человека ты видел ранее?
— Может быть, но не могу припомнить.
Иван Дмитриевич видел, что Алексей устал. Болезненная бледность брала верх, ввалившиеся щеки придавали ему облик не молодого, должного иметь отменное здоровье юноши, а быстро состарившегося человека, получившего жестокие удары судьбы.
— Выздоравливай, вечером к тебе придет чиновник для снятия показаний.
— Вы найдете того человека? Убивца?
— Обязательно.
Глава двадцатая
Слова, дорога и снова слова
ИВАН ИВАНОВИЧ И Жуков явились в отделение, но были крайне удивлены, когда дежурный чиновник передал слова Путилина, что, если проверяемые Ильины не имеют к разыскиваемому никакого отношения, то поисками студента заниматься не стоит. Слова статского советника их озадачили и не внесли никакой ясности в головы сыскных агентов.
Они только переглянулись, пожали плечами и отправились откушать горячего чаю после прогулки на морозе.
— У вас тоже Ильины не те, — начал разговор Миша, отхлебывая из стакана обжигающий чай.
— Я этого и ожидал, — отмахнулся Иван Иванович, не имея желания разговаривать о напрасно потерянном времени, — ты лучше расскажи о своем вояже.
— Какой вояж? — Жуков горестно улыбнулся. — Какой вояж? У меня перед глазами стоят дорога, по пояс заваленная снегом, и белые деревья по сторонам от нее, и еще мороз, продирающий до костей, словно на тебе надет не теплый тулуп, а простая дерюжка.
— О холоде понятно, — Иван Иванович хитро улыбался. — А как убийца-то сознался?
— Я сам не понимаю, но думаю, замучила его проснувшаяся совесть, ведь не выскажешь о том, что сотворил.
А чем больше он думал о своем злодеянии, тем больше перед ним представал убитый во всей красе, ведь не даром в последнее время Петров топил себя в чарке, чтоб хоть как-то позабыть о совершенном.
— Сие недоступно моему пониманию, — надворный советник наклонился вперед, поставив стакан на стол. — Помнишь Зинаиду, дай бог памяти, ой, господи, да не важна фамилия, та, которая убила утюгом односельчанку, ее хозяйку и двухлетнего ребенка, только из-за мысли, что та живет лучше, и забрала себе три рубля. Подумаешь и дивишься невероятному: стоимость загубленной жизни — рубль штука, словно при покупке на рынке. Не могу привыкнуть к человеческой подлости, вот сколько служу, столько и не могу привыкнуть. Каждый раз чувствую отвращение при таких диких преступлениях, словно у тебя самого жизнь отняли.
Повисла пауза, каждый погрузился в свои размышления. Иван Иванович, по чести сказать, стал в последнее время уставать и подумывать об отставке. Порой приходилось сталкиваться с такой гадостью… Иногда казалось, начинаешь черстветь душой, не говоря уже о боли в левой стороне груди и постоянных горьких мыслях. А Миша в силу молодости был переполнен иными чувствами, ему хотелось побыстрее избавить родной город от мошенников, бандитов и убийц, поэтому сейчас он пил маленькими глотками чай и мечтательно смотрел в окно, покрытое молочным узором, нарисованным декабрьским морозом, обдумывая, с какой это стати Иван Дмитриевич запретил розыски Микушина. Может, тот объявился и отпала нужда в поисках?
— Ну и слава богу, — прошептал Жуков, обхватив ладонями стакан, ощущая его тепло.
— Что ты сказал? — повернул лицо в сторону Михаила надворный советник.
— Да так, радуюсь, что сегодня за этим студентом по морозу бегать не придется, — не сразу отвлекся от мыслей младший помощник Ивана Дмитриевича. — Я все о деле думаю… — Потом добавил: — Что-то тут не так.
— Что не так?
— Не знаю… если Ильин или Анисимов, или еще кто-либо замешаны в это дело, то я не вижу роли студента. Ну да, бумажник, найденный в квартире… его слежка за убитым. Все так, но последнее можно объяснить избытком чувств к молодой девушке, вот он и возомнил себе, что может отвратить Залесскую от жениха… Так, кажется, ее фамилия?
— Да, — кивнул Иван Иванович, краем уха прислушиваясь к рассуждениям Михаила.
— Так вот: чувства давили юношу, такое поведение можно объяснить состоянием ревности. А бумажник? Навести нас на ложный след…
— Тогда убийца должен был бы знать наверняка, что попадет в квартиру Микушина раньше, чем хозяин… Не получается.
— Нет, если убийца Микушин, то зачем держать такую улику против себя? Не проще ли забрать содержимое и выбросить кошелек от греха подальше… И еще, как он смог бы заполучить трость?
