Нина перевела дух.
– Я протянула сумочку, но его интересовало другое. Рот сжала рука в перчатке – уже ни позвать на помощь, ни даже нормально вздохнуть. Я пробовала брыкаться, но с дюжим мужиком одной не справиться. Он бросил меня лицом на подоконник. В общем, белье порвано, руки заломлены, ноги придавлены. Я еще некоторое время отбивалась…
Долгое молчание воцарилось в ванной. Я бережно погладил оцепеневшую женщину по коленке.
– Не переживай так. Время лечит.
Бездумно зачерпнув, она смотрела, как вода стекает сквозь пальцы.
– Ты ничего не понял. Я не сказала главного.
Ее руки сжали мои кисти и медленно сдвинули ниже, на мягкие бедра.
– Может, не надо?
– Тогда не поймешь, почему я делаю то, что делаю.
– Владлен отреагировал на случившееся… неправильно? – попытался я догадаться, – и все пошло кувырком?
– Нет.
После горькой улыбки сникший голос вновь полился, застыв на одной ноте:
– Я ничего не сказала Владику, боялась сделать больно. Он так меня любит… всегда такой заботливый… деликатный в постели… мягкий, нежный, чуткий… Думает исключительно о моем удовольствии. Но однажды я случайно нашла ту маску в его вещах.
В горячей ванне меня прошибло холодным потом.
– И только потом я вспомнила, – продолжила Нина, – как за неделю до того он поинтересовался: дескать, хотела бы жестко, без спросу, как еще никогда в жизни не было, потому что не могло быть? Я пожала плечами: не знаю. И забыла. Но я не сказала «нет».
Нина положила свои пальцы поверх моих и вновь заговорила, нежно поглаживая и как бы сама себя успокаивая:
– Когда зубило крошило внутренности, могла ли я представить, что муж хочет сделать мне приятно, и «розыгрыш» придуман исключительно для моего удовольствия?
– Он мог бы предупредить и сделать это в виде игры.
– Тогда я отнеслась бы как к игре. То есть, я понимала направление его мыслей, но…
– Это же не ролевые переодевания, это жизнь. Не театр. Так нельзя!
– Увы, только правдоподобность делает ситуацию захватывающей, – уныло прокомментировала Нина. – Между прочим, у той истории имеется продолжение. Мы были в гостях в одном частном доме. Все основательно набрались, только непьющий хозяин дома и мой Владик остались вменяемыми. Не помню зачем, но я оказалась у них в гараже. Кажется, просили принести что-то. Там на меня напали. Напавший снова был во всем черном и в маске с прорезью. Свет вырубился. Вскрик был задавлен ладонью в перчатке. Когда глаза немного привыкли к темноте, я была уже стреножена навалившимся телом, руки-ноги чем-то стянуты, рот еще крепче сжат. На этот раз я решила подыграть – выгнулась в экстазе, пережатый ладонью рот промычал стон удовольствия. Налетчика как подменили. Я скулила и бесновалась, и завела его до беспамятства. Казалось, что происходит землетрясение, только гараж почему-то никак не падал. Одаривший меня безумными ощущениями силуэт зарычал и бессильно отпал, а мне хотелось продолжения банкета. «Спасибо, Владик, но этого мало, мало» – пела моя душа. Никак от себя такого не ожидала. Губы сделали движение, которое сдавливавшая рука однозначно истолковала как поцелуй. С соответствующими выводами. Незнакомец схватил меня за загривок…. и я заорала во всю глотку. Это был не Владик.
Сняв мои ладони с бедер, Нина перенесла вес вперед и легла на меня грудью.
– Насильник испугался крика и сбежал, – продолжила она прямо в ухо. – «Заявишь в полицию – в гробу достану», пообещал он. Я привела себя в порядок и вернулась за общий стол. Владик был там, он явно никуда не отлучался.
Нина вынула пробку внизу.
– И ты снова ничего ему не рассказала?
– Это что-то изменило бы?
Я искренне не понимал.
– Но доверие в семье…
– Милый мальчик, лучше от моего рассказа не стало бы никому.
– Зачем же рассказала мне?
– Ты считаешь, что у нас с Владленом идиллия. А у нас – противостояние. Идейное. Он растравливает себя, стараясь дать мне больше, чем нужно. Из-за этого я обнаружила, что действительно хочу больше. И… самое ужасное, что теперь я счастлива. А с твоей помощью стану еще счастливей.
Вода большей частью утекла, и я лежал как запеченный поросенок, ниже пузика фаршированный баклажаном. Махаоны губ запорхали по моим щекам, по прикрытым векам, по безвольно отворившемуся неотвечающему рту.
– Может, ты просто мстишь ему с моей помощью? – после долгой паузы выдал я продолжение мысли, которую обсосал в голове с разных сторон.
– Или так, – не стала возражать она. – Точнее, и так тоже.
Кто-то заметил, что жизнь – это то, что происходит где-то в другом месте. Раньше и у меня шло похожим образом, но все изменилось. Жизнь стала здесь и сейчас. И ее стало слишком. Ну почему люди всегда хотят одним местом, а думают другим? И думанье, увы, на хотенье мало влияет. Выходит, хотенье главнее. А думаньем затем свое хотенье оправдываем. И уже завтра я прекрасно обосную себе все, что произошло и еще произойдет. Но как быть с совестью, которая тоже присутствует здесь и сейчас?
– Подожди. – Я попытался отстраниться. – Не могу так. Владлен Олегович старается для меня, а я…
– А вчера вечером – мог? А ночью?
Насчет вечера можно было вывести ее из заблуждения, но это стало бы еще одним предательством спасшего меня мужчины.
– Расскажу еще случай. – Нина подняла на меня посерьезневшие глаза. – Чтобы ты лучше разобрался в наших взаимоотношениях и не мучился зря. Это произошло между теми эксцессами, о которых уже рассказала. Я всегда занималась уборкой по субботам. Владик находился в краткосрочной командировке, должен был вот-вот вернуться. Позвонив, он хитро поинтересовался: «Дома никого? Тогда открой дверь. Ничему не удивляйся. И, главное, не бойся. Я с тобой. Я думаю о тебе. Я чувствую тебя. И потому, наперекор обстоятельствам – с тобой». И еще: «Помни, это просто спектакль. Ты должна сыграть роль человека, стать которым тебе никогда не хватало отваги». Я сгорала от любопытства. Красная от стыдливого предвкушения, бросилась к двери. Там стоял с букетом цветов незнакомый мужчина – в кепке и больших черных очках, отчего я совсем не разобрала лица.
– Переодетый супруг?!
– Несколько ниже, стройнее, солиднее. Молча вручив букет, он прошел сюда, в ванную. Полился душ. Вышел незнакомец в одном полотенце и указал мне на ванную. Вытершись после душа, я задумалась: одеть то, в чем была, или тоже выйти в полотенце. Какой-то чертик дернул – в полотенце. Нет, все же оделась полностью. Я очень смущалась. Хотелось развернуться и убежать от липкого стыда и полной безответственности происходившего. Все происходило будто не со мной, не по моей воле. И будто не я шла навстречу этому обнаженному, пусть и с обернутыми чреслами, постороннему мужчине. Сумасбродство. Ужас. Наваждение, которое хотелось прогнать встряхиванием головы, чтобы снова оказаться у любимого надежного плеча.
