Она посмотрела на меня и четко произнесла:
– Но имеешь точно такое же право ответить «да». Человек может познать свою суть, лишь дойдя до последней черты.
– Расскажешь, что произошло после?..
Нина застыла.
– А что рассказывать? – тускло упало в ответ. – Утром было страшно открыть глаза. Облизывая пересохшие губы, я смотрела сквозь полуприкрытые веки, как муж направился к столу. Карта памяти из фотоаппарата перекочевала в компьютер, руки запорхали по клавишам. Страдающий отрыжкой принтер со скрежетом пережевывал бумагу и плевался ею в лоток. Потом Владик подошел ко мне. «Вот». Передо мной легла пачка свежераспечатанных фотографий с радужно-расцвеченной, красочной и щемяще счастливой мной в разных ракурсах. Он указал на одну пальцем, я вгляделась внимательней. Стало видно как через всю спину, витиевато пробиваясь сквозь огненно-яркую флору, проходит спрятанная внутри надпись: «Я люблю тебя. Твой навеки, муж». У меня навернулись слезы. Расплакавшись, я зацеловала его до смерти, а потом зачем-то рассказала о первом из нападений на меня… но не выдала главного знания. Хотела посмотреть на реакцию. Он спросил, почему столько молчала. Сказала – чтоб не расстраивать. Он сказал, что о таком я обязана говорить сразу. Больше мы никогда не возвращались к тем событиям ни словом, ни намеком. И я считала это правильным.
– Считала? Уже не считаешь?
– Теперь не знаю, – печально вымолвила Нина. – Иногда это не дает мне покоя. С другой стороны – оно прошло, мы это пережили, и возвращаться – значит выкапывать труп того, что умерло. Прошлому – прошлое, будущему – настоящее. Мне кажется, жить надо так. Если хочется жить счастливо. А жить нужно счастливо. Например, вот так.
Она съехала по мне, как с ледяной горки, и превратилась в космическую черную дыру, гипергравитацией притягивавшую и вбиравшую все – и материю, и свет, и энергию…
Когда поет сердце – разуму лучше не подпевать, а дирижировать. Если он еще жив. А если нет?
По направлению к ванной комнате прогрохотали шаги, донесся голос:
– Олег, не поверишь, что удалось узнать. Умора! Документы, из-за которых поднялась буча и чуть не полетели головы…
Из терпких глубин вынырнул панический взгляд, Нина окаменела, как обернувшаяся жена Лота. Я помотал головой в жажде восстановить ясность ума, но добился обратного. Тело не слушалось. Глаза заволокло пеленой, в мозгах стучал скорый пассажирский.
– А почему одежда… Ниночка? Ты уже вернулась?
На пороге возник Владлен Олегович.
– Поня-а-атненько. Хочешь вернуться из командировки позже – предупреди начальника, а хочешь раньше – предупреди жену.
Он тяжело дышал. Шея будто вдвое вытянулась, по бокам сжатого рта вздулись желваки, из расширенных глаз готовы были вырваться фурии. Рука, машинально нащупавшая пластиковую вешалку, сломала ее с жутким хрустом. Ничего больше не говоря, Владлен Олегович направился к вертикальному сейфу.
– Беги, – шепнула мне Нина.
Слишком часто мне это говорят в последнее время. К чему бы?
– Владлен, опомнись! – Женские руки никак не попадали в рукава халата. – Ты же сам хотел…
– Хотел?! – Дрожа в непредсказуемой смеси гнева и отчаяния, мужчина обернулся. – Этого?!
– Ну да. Именно этого. Что бы я с другими…
– Никогда!!! – Его кулаки чуть не порвались на выступивших костяшках. Лицо побагровело, напоминая серый асфальт, залитый кровью. – Как раз изо всех сил противился! Поэтому!
Нина безвольно опустилась на бортик ванны – ноги ей не подчинялись. Я лихорадочно оделся и выглянул. Владлен Олегович заряжал двустволку.
Я пронесся мимо и выскочил за дверь.
Часть четвертая
«Мне нравятся именно обезьянки, с ними интереснее»
Глава 1
За полосой неудач, как известно, начинается территория кладбища. Если жив, значит еще не все потеряно. Напяливая на ходу свитер, я дико вертел головой, пытаясь решить нерешаемую задачку.
Куда? Чердак и подъезд перекрыты. Выход один – быстро вниз, к Рае. Только б была дома!
– Ты?! – Она открыла довольно быстро. – Каким чудом?
– Тем же, что в анекдоте: «Штирлиц выпал из окна и чудом зацепился за водосток». А вообще, ты просила зайти. Я обещал и, вот, зашел.
Рая отвела взгляд.
Ясно. После вчерашних откровений надобность в моем соблазнении отпала.
– Можешь дать мне адрес или телефон Анюты? – попросил я.
Рая вздохнула:
– Ох, Олег, не везет тебе на хороших девушек.
– А они существуют, хорошие?
– Существуют. Но им не везет на хороших парней.
Она долго рылась в сумочке, листала меню телефона, копалась в памяти.
– Адреса не скажу, не знаю. – Ее взгляд, наконец, поднялся на меня. – Вот номер телефона. Можешь просто набрать в поиске, она во всех соцсетях обитает. Рышкина Анна. А лучше просто езжай в первую городскую больницу, в хирургическое, она сейчас там.
Окатило холодом:
– Что с ней?
– С матерью. Какой-то поддонок сбил и уехал.
– Ясно. Спасибо. Рыжикина, ты сказала? Или Рыжикова? Рыжкова?
– Рышкина, через «ша».
Вспомнилось, что в старину аристократы давали внебрачным детям свою фамилию в усеченном виде. Не от Нарышкиных ли досталось? Впрочем, что мне до того. Зато фамилия теперь не забудется, память получила якорь.
– Можно пройти через квартиру?
– Пока да.
– Пока?
– Жду гостей. Успокойся, не прежних. И нескоро.
Я пронесся через все проходное, а затем по пожарной лестнице бегом на последний этаж, не глядя вниз, где мгновенно закопошились ребята в черных автомобилях. Мимо окна Владлена. Внутрь я даже не заглянул, заметит – застрелит. И – упс. Люк на крышу оказался заперт на висячий замок.
Снова бегом вниз. С первого этажа навстречу уже лезут по решетке, отпихивая друг дружку, громилы из конкурирующих организаций.
– Рая! – крикнул я, толкая недавно закрытую за собой дверь. – Где ключ от крыши?
– В квартире на последнем этаже. Только там сейчас никто не живет.
– Ни фига себе защита от пожара. Тогда, ломик, пожалуйста.
– Есть гвоздодер. Держи. А что тебе на крыше? Думаешь, другие подъезды не обложили?
– Спасибо за заботу, не думай об этом, береги ум для более насущных проблем. Счастливо оставаться!
Я вновь помчался по этажам вверх. Если придумали человека-паука, то мой образ напоминал боровшегося за жизнь человека-таракана, которого преследуют черные тапки. Или человека-зайца, скачущего от всего, что пугает, а пугает его все.
