И словно в замедленной съемке, мы летим навстречу то ли этим самым строениям, то ли самому лесу. А я, как парализованный, смотрел, как сквозь молнии и вьюгу падает с неба наш ангел…
Интерлюдия I
Заговор
Роль личности в истории. Насколько характер одного или нескольких человек может изменить историю человеческой цивилизации? Или же, как уверяли классики марксизма, все решают законы развития общественных отношений? Думаю, что наверняка ответить на этот вопрос не сможет никто. Если, конечно, не оперировать догмами и лозунгами о «единственно верных учениях».
Как бы повернулась история России и человечества, если бы на престоле Российской империи в 1916–1917 годах был бы не Николай II? Что было бы, если бы не было Распутина? Или окажись на месте генерала Хабалова более решительный человек, не замешанный в заговоре и который не побоялся бы взять ответственность на себя? Или как развивались бы события, если бы председателем Государственной думы в тот момент был не Михаил Владимирович Родзянко? Или будь у Родзянко менее болезненное честолюбие?
Еще в 1911 году, став председателем III Государственной думы, Родзянко начал усиленно привлекать к своей персоне внимание широкой публики. Часто именно в его личном особняке проходили совещания руководителей думских фракций и групп, заседания руководства партии октябристов и другие мероприятия нижней палаты парламента. Позднее, в июле 1914 года, патриотические манифестации специально задерживали у дома Родзянко, где демонстранты были вынуждены слушать его «напутствия».
Понимая, что его личный вес зависит от значения должности председателя Госдумы, Родзянко всячески выпячивал значение парламента и, соответственно, говорил от его имени. Часто это сводилось к ожесточенной пикировке с министрами и самим царем, которые, по его мнению, «унижали честь и достоинство» Государственной думы.
Отстаивание всегда и во всем «чести и достоинства» представительской власти часто выливалось в отстаивание значения и его персонального статуса, как председателя Думы. Часто устраивались безобразные скандалы из-за недостаточно, по его мнению, статусного места в поезде или в театре.
Не менее колоритные спектакли устраивались на государственном уровне. Если император не прислушивался к его словам, то на заседании парламента объявлялось, что «достоинство Думы оскорблено». Если же царь соглашался с мнением Родзянко, то громогласно объявлялось о его личной победе и авторитете.
С началом войны предполагалось, что о политике будет забыто, а думские сессии будут посвящены сугубо практическим вопросам войны и бюджета. Однако такое положение дел не устраивало Родзянко, и он делал все, чтобы оставаться в центре общественного внимания. Он часто посещал действующую армию и одним из первых поднял тему измены в высшем руководстве страны.
Весь период войны Родзянко различными способами выдвигал требования об отставке действующего премьера и о даровании Думе права самой формировать новое правительство «пользующегося доверием общества». Так на сессии Государственной думы в ноябре 1916 года правительство, назначенное императором, подверглось резким нападкам, и нагнеталась истерия в обществе по поводу «глупости или измены» власти.
К концу 1916 года положение на фронтах внушало здоровый оптимизм. Снарядный и патронный голод в целом были преодолены. Армия доукомплектовывалась и готовилась к решающему наступлению весной 1917 года, которое, как многие полагали, должно было положить конец войне и принести России победу.
Однако пока военные оркестры разучивали марш «Торжественный вход в Константинополь», в столице происходили события, которые должны были в ближайшие месяцы потрясти Россию.
Никакие уступки власти уже не удовлетворяли думских лидеров, желавших безраздельной и ничем не ограниченной власти. Всякий орган власти, всякий министр подвергался травле и самым безумным обвинениям. Со страниц думской и оппозиционной прессы эти настроения проникали в массы, проникали в войска на фронте. Результатом чего стало тревожное настроение в армии. Под давлением Государственной думы министры менялись с такой скоростью, что это явление получило название «министерской чехарды».
К 1917 году Родзянко стал одним из самых публичных политиков. Без его участия не обходилось ни одно крупное событие, мероприятие или торжество. И ни одна манифестация. Как вспоминала его супруга: «Он положительно один для борьбы со всеми темными силами, и все напуганные обыватели, начиная с великих князей, обращаются к нему за советами или с вопросом: когда будет революция?»
В столичных салонах царило убеждение, что во главе заговора стояли Родзянко и британский посол Бьюкенен, и что сам переворот будет осуществлен офицерами лейб-гвардии по примеру государственных переворотов прошлого.
И если вопрос о насильственной смене власти уже созрел во многих умах, то методы переворота еще не были определены всеми участниками заговора. Точнее, центров заговоров было несколько.
Начальник Петроградского охранного отделения генерал Глобачев докладывал 6 января 1917 г.: «Первую из этих групп составляют руководящие “дельцы” парламентского прогрессивного блока, возглавляемые перешедшим в оппозицию и упорно стремящимся “к премьерству” председателем Государственной думы, камергером Родзянко… Во главе второй группы, действующей пока законспирированно и стремящейся во что бы то ни стало выхватить будущую добычу из рук представителей думской оппозиции, стоят не менее жаждущие власти А. И. Гучков, князь Львов, С. Н. Третьяков, А И. Коновалов, М. М. Федоров и некоторые другие», и что эта вторая группа, «скрывая до поры до времени свои истинные замыслы, самым усердным образом идет навстречу первой».
В начале января 1917 года на квартире председателя русского парламента собрались заговорщики. Военных представлял генерал Крымов, который от имени генералов требовал от Государственной думы осуществить переворот, который поддержит армия. В качестве примера решимости армии был процитирован генерал Брусилов, который заявил: «Если придется выбирать между царем и Россией – я пойду за Россией».
Однако Родзянко мыслил себе переворот исключительно как военный, в то время как сам он рассчитывал извлечь из него максимальную выгоду, ничем особо не рискуя. Будучи осторожным политиком, он до самого конца рассчитывал оставаться в стороне от возможных проблем со стороны царя: «Я никогда не пойду на переворот… я присягал… прошу вас об этом в моем доме не говорить… Если армия может добиться отречения, пусть она это делает через своих начальников, а я до последней минуты буду действовать убеждением, а не насилием».
Но и военные не хотели таскать из огня каштаны для Родзянко.
Следует отметить, что если генеральский заговор в основном ограничивался желанием сместить конкретного царя и, возможно, установить конституционную монархию, то желанием Родзянко было увеличить вес Государственной думы (и свой, соответственно) до максимума, то есть упразднить монархию и установить в России парламентскую республику.
Участники заговора не доверяли друг другу и всячески стремились переиграть. Так, например, генерал Алексеев предлагал царю проект установления военной диктатуры в стране как единственную возможность наведения порядка, в то время как Родзянко, в качестве рецепта от всех бед, продвигал идею «ответственного министерства» с главой правительства, наделенным обширными полномочиями, которого в свою очередь избирает парламент. Его в этом поддерживали Гучков, Некрасов, Львов и Керенский, игравшие, однако, в свои игры.
