Возвращаясь к событиям 1812 года, следует признать, что консервативная «партия» с ее беспроигрышным девизом безоглядной любви к отечеству, защиты православия и престола в этот момент оказалась вне конкуренции. Другой позиции у трона в грозную годину быть не могло, и Александр I это прекрасно понимал. Общее настроение в стране сложилось такое, что консерваторы чувствовали себя победителями. Да и умонастроение государя после Заграничных походов в чем-то совпадало с их позицией. В результате неожиданным цензурным ударам подверглись многие учебники, долгие годы использовавшиеся в гимназиях и училищах: «Руководство к познанию всеобщей политической истории», «Краткое начертание всемирной истории» (многострадальные учебники истории!); начались нападки на книгу преподавателя Царскосельского лицея Александра Петровича Куницына «Право естественное» и даже на работу «О должностях человека и гражданина», авторство которой приписывали Екатерине II.
Пастору Петеру Зедельгельму за изданный на немецком языке краткий катехизис было запрещено занимать должность учителя в Харьковском учебном округе. В апреле 1820 года Комитет министров постановил отозвать из всех германских университетов обучавшихся там русских студентов, но император счел подобную меру преждевременной. Однако уже в феврале 1823-го россиянам всё-таки было запрещено обучаться в четырех германских университетах, признанных наиболее опасными для юношества (о других охранительных мероприятиях будет сказано в свое время).
Тем не менее император не сразу и не во всём пошел на поводу у консерваторов. Он предпочел проводить «политику качелей», которая продолжалась вплоть до 1820–1821 годов, но вряд ли могла надолго обмануть представителей дворянского авангарда. Заметное сближение Александра I с консервативным лагерем, постепенное прекращение в «верхах» разговоров о необходимости реформ, сохранение крепостничества, расцвет «аракчеевщины» привели к ответной реакции — формированию нового, либерально-революционного, общественно-политического течения, проявившегося вскрытых формах, но успешно вербовавшего в свои ряды новых и новых сторонников.
Время Аракчеева
Алексей Андреевич Аракчеев вошел в число доверенных лиц Александра Павловича намного раньше Сперанского. Однако мы договорились, что не все разделы книги носят сугубо хронологический характер, а потому не будем путать годы надежд нашего героя, его веры в человеческий разум с периодом вынужденно трезвого подхода к проблемам и связанного с этим разочарования в стремлении людей к прогрессу. Прежде чем размышлять об изменении приоритетов Александра I, необходимо познакомиться с его очередным любимцем.
Аракчеев происходил из незнатного и небогатого рода тверских дворян, а потому всего в жизни добился, подобно Сперанскому, собственными силами. В 1783–1787 годах он учился в Артиллерийском и инженерном шляхетском кадетском корпусе, где отличался не только успехами в математике и плац-парадном мастерстве, но и неприятным, колючим характером, за что частенько бывал бит товарищами. Зато когда Алексей дорос до звания сержанта, то, по воспоминаниям генерала Д., «со всеми обходился неприязненно… сам, в свою очередь, стал бить всех». Правда, подобные неприятности случались у него только с однокашниками, по отношению к корпусному начальству он был неизменно искателен и услужлив.
После окончания корпуса Аракчеев был оставлен в нем для преподавания математики и основ артиллерийского дела. Кроме того, ему было поручено заведование богатой корпусной библиотекой. Молодой преподаватель вскоре написал такое дельное учебное пособие «Краткие артиллерийские записки в вопросах и ответах», что молва упорно приписывала этот труд директору корпуса генералу Петру Ивановичу Мелиссино, не веря, что столь полезную брошюру мог составить недавний выпускник корпуса. В конце 1780-х годов графу Н. И. Салтыкову понадобился учитель для сына, и Мелиссино порекомендовал ему Аракчеева. Когда чуть позже освободилось место старшего адъютанта директора корпуса, то именно по протекции Салтыкова Алексей Андреевич занял эту вакансию (к большому неудовольствию Мелиссино, питавшему простительную слабость к аристократии, но не смевшему отказать в просьбе графу, а потому вынужденному видеть возле себя представителя захудалого рода).
В 1792 году наследник престола великий князь Павел Петрович попросил прислать ему в Гатчину грамотного специалиста по артиллерийскому делу, и Мелиссино с огромным облегчением поспешил избавиться от нового старшего адъютанта, не предполагая, что предопределяет тем самым не только его карьеру, но и судьбу. Менее чем через год Аракчеев — уже майор артиллерии, а в 1796-м — артиллерийский подполковник. Он быстро заработал нелестное прозвище «гатчинский капрал», поскольку никто так не муштровал своих солдат и не спрашивал с подчиненных столь придирчиво и строго. Вместе с тем артиллерия гатчинских войск была приведена им в образцовое состояние.
Знакомство и сближение Аракчеева с великим князем Александром Павловичем состоялось в 1794 году. 23-летний «гатчинский капрал» всячески помогал пятнадцатилетнему старшему сыну Павла Петровича, страховал его во время подготовки к учениям и частенько спасал от отцовского гнева. После воцарения Павла I Аракчеев в 27 лет становится комендантом Санкт-Петербурга и въезжает в апартаменты в Зимнем дворце, расположенные рядом с царскими покоями. Ему пожаловано две тысячи душ крестьян, проживавших в Новгородской губернии в селе Грузино и расположенных близ него деревнях. В 1797 году он сделался генерал-квартирмейстером всей армии, сохранив все прежние должности. По словам генерала Карла Федоровича Толя, жизнь офицеров по квартирмейстерской части стала «преисполнена отчаяния»: с семи часов утра до семи вечера с двухчасовым перерывом на обед несчастные корпели над старыми планами и составляли новые, столь же ненужные.
Аракчеев недаром считался главной пробивной силой павловских преобразований в гвардии и армии. Он жесточайшими мерами, бормоча под нос, как заклинание: «Только и делается, что из-под палки», восстанавливал воинскую дисциплину среди гвардейских офицеров, давно о ней забывших. Во времена Екатерины II они куда больше думали о балах и театрах, чем о службе. Офицеры не только позволяли себе появляться в свете во фраках. Обычной стала картина, когда на смену караула командир ехал позади своего взвода в коляске, закутанный в шубу и спрятав руки в муфту. С воцарением Павла I и появлением Аракчеева в качестве коменданта столицы эти маленькие радости жизни закончились. Офицеры были вынуждены заняться обучением личного состава, а штабных Алексей Андреевич засадил за чертежные доски и заставил чертить карты и планы. Гвардейские казармы засияли чистотой, самоуправство командиров прекратилось, их начали «подтягивать» — с помощью жесткого давления, мелочных придирок, а то и отборной ругани.
В 1799 году Алексей Андреевич в чине генерал-лейтенанта был назначен инспектором артиллерии и командиром гвардейского Артиллерийского батальона. Находясь на этом посту, он к 1805 году сделал артиллерию отдельным родом войск. Произведенная им реформа была столь успешна, что русская артиллерия стала одной из лучших в мире. В 1799 году Аракчеев был возведен в графское достоинство (двумя годами ранее ему был пожалован титул барона), девиз же «Без лести предан» на рисунке его герба начертал лично Павел I. Новоиспеченный граф всю жизнь так успешно поддерживал миф о своей необразованности, что все охотно поверили в него. Между тем в Грузине библиотека Аракчеева насчитывала 11 тысяч томов по самым разным отраслям знаний. Кстати, в этом поместье стояли два бюста Павла I, причем один из них — в нише стены собора. Надпись на его пьедестале гласила: «Сердце мое чисто и дух мой прав перед тобою», что после убийства Павла заговорщиками звучало демонстративным укором в адрес Александра I.
