– Опыт жертвы похищения?
– Видите ли, не считая редких встреч с моим похитителем, одиннадцать наиболее важных для человеческого развития лет я прожил в полной изоляции. Ни книг, ни телевизора, ни радио. Когда я попал на свободу, мир оказался для меня непостижим. Обыкновенное общение было мне чуждо, как вам, возможно, кажется чуждой жизнь муравейника.
– Мне очень жаль, – искренне произнесла Коломба.
– Спасибо, но не стоит меня жалеть. Начав изучать внешний мир, я осознал, что понимаю некоторые механизмы его устройства лучше тех, кто в нем вырос. Чтобы увидеть что-то по-настоящему, бывает необходимо взглянуть со стороны. Я был на это способен, хоть и не по собственной воле. Когда нужно, я умею взглянуть на ситуацию со стороны и сейчас. Если в привычках пропавшего что-то изменилось, я это замечаю и могу по расположению его личных вещей определить, что он любит и чего боится. А также не был ли кем-то или чем-то нарушен обычный распорядок его жизни.
– И, как в моем случае, считываете язык тела.
Данте кивнул:
– Мой похититель всегда носил перчатки и закрывал лицо. Приходилось по одной его позе угадывать, доволен ли он мной или вот-вот накажет. Правду ли он говорит, когда обещает мне еду и воду. Это пригодилось мне при поиске пропавших, о которых вы говорите. Кто-то всегда недоговаривал, и я это видел.
– Почему вы предпочитаете не появляться в суде?
– Вы видели этот дом?
– Вы не можете находиться в замкнутых помещениях, – утвердительно произнесла Коломба.
Данте кивнул:
– Вряд ли хоть один магистрат примет мои экспертные показания. Не говоря уже о том, что мне меньше всего хотелось бы снова оказаться в центре внимания.
– Я прошу лишь о частной консультации, – сказала Коломба. – Ваше имя не будет фигурировать в деле.
– Нет, госпожа Каселли. Я никогда не соглашаюсь на две вещи: работать над расследованием напрямую и сотрудничать с полицией. А вы просите меня сделать и то и другое. – Данте поднялся и протянул ей здоровую руку. – Приятно было с вами побеседовать. Приходите снова, и я опять угощу вас кофе.
Коломба не сдвинулась с места, и Данте слегка поморщился. Словно сквозь открывшуюся щель она на мгновение увидела его таким, как есть, – жертвой, которая перенесла невообразимое и мучительно воссоздавала свою жизнь из осколков.
«Я должна уйти, – сказала себе Коломба. – Так будет правильно».
Но уйти она не могла.
– Господин Торре, – произнесла она вслух, – разрешите и мне высказаться.
Данте неохотно сел.
– Прежде всего позвольте повторить, что мне действительно очень жаль, – продолжала она. – После всего, что вы выстрадали, вы заслуживаете, чтобы вас оставили в покое до конца дней.
– Сделайте одолжение, не жалейте меня. Терпеть этого не могу.
– Я просто хочу быть откровенной. Вся эта ситуация нравится мне не больше, чем вам. Я не привыкла вмешивать в расследования гражданских и не люблю закулисных интриг.
– Что-то непохоже.
– Раз уж об этом зашла речь, то я выпила ваш выжатый из беличьих задниц кофе только из вежливости. Да, я заметила название на упаковке. Хоть я всего лишь сотрудница полиции, но что такое «копи-лювак» – мне известно. И пока вы не объявили мне, каких деньжищ он стоит, скажу вам, что мне известно и это.
– Я не настолько дурно воспитан, – пробормотал он.
– А я не хрупкий цветочек: за тринадцать лет службы я навидалась и наглоталась такого дерьма, что вам и не снилось. Я не сказала всего, что о вас знаю. Я знаю и о том, что произошло с вашими родителями. Пока вы находились в розыске, ваш отец почти не вылезал из-за решетки. А мать покончила с собой, когда вам было сколько? Десять лет?
– Девять, – сухо произнес он.
– В то время моим сослуживцам не удалось ни найти вас, ни даже предположить, что вы все еще живы. На вашем месте я бы тоже обозлилась на полицейских, судей и весь мир. Мы бросили вас и обвинили во всем ваших родителей. Вам пришлось спасаться самому. – Коломба пристально посмотрела на него. – Но неужели вам хотелось бы, чтобы случившееся с вами повторилось с другой семьей?
– По-вашему, вы можете заявиться в мой дом и играть на моем чувстве вины?
– Прошу прощения и за это. Только ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.
Данте посмотрел ей в глаза:
– Каждый день умирает около тридцати тысяч детей. Половина из них погибает от голода. Я не в ответе за все зло мира.
Коломба не сводила с него взгляда:
– Сын Мауджери не в Африке. Гораздо ближе.
– Вот и найдите его сами.
– Вы могли бы спасти этого ребенка. Вы же это понимаете?
Данте покачал головой:
– До вчерашнего дня вы даже не подозревали о моем существовании. Скажите мне, кто вас сюда прислал.
Коломба поняла, что, если она надеется чего-то добиться, придется говорить начистоту:
– Начальник спецподразделения Ровере.
– А как зовут придурка из магистрата?
– Де Анджелис.
Данте снова покачал головой:
– У вас и правда неприятности.
– Так вы нам поможете? – спросила Коломба.
Данте изучающе посмотрел на нее:
– Вы правда полагаете, что я могу что-то сделать для ребенка? Или просто хотите втянуть меня в склоки между вашим шефом и судебными инстанциями?
Коломба решила быть искренней до конца:
– Я могу лишь надеяться, что вы сможете вынуть кролика из шляпы, но мне слабо в это верится.
– Вы больше не верите в чудеса?
– Как и в Санта-Клауса, – ответила она, подумав о Катастрофе.
Данте медленно кивнул, словно прочитав ее мысли. В какой-то мере так оно и было. Сидящая перед ним решительная женщина явно скрывала какую-то глубокую боль. И дело было не в том, что Ровере использует ее в своих неблаговидных и противоречащих всем принятым процедурам целях и, очевидно, в случае чего готов ею пожертвовать, а в том, что она сама на это согласилась. Никто не рискнул бы профессиональным будущим во имя туманной возможности, в которую сам не верит, если он не убежден, что такого будущего у него нет. Коломба оказалась в положении заходящего в пике камикадзе, и перед этим обстоятельством Данте устоять не мог. Он любил драматические и героические порывы, даже самые глупые. А может быть, глупые порывы он любил еще больше.
– Будь по-вашему, – сказал он. – Я готов посмотреть бумаги, которые наверняка лежат у вас в сумочке, и сказать вам свое мнение.
– Спасибо.
– Не спешите благодарить. Сначала вам придется оказать мне услугу.
– Какую? – настороженно прищурилась Коломба.
