Огромные непредвиденные расходы привели к тому, что годовой военный бюджет 1854 г. был полностью исчерпан уже в течение первого квартала
[613]. Правительство было вынуждено прибегнуть к принудительным займам. На покрытие старых долгов было выпущено бумажных денег на 140 млн флоринов
[614]. Мобилизация и содержание армии в ходе Крымской войны обошлись Австрии в 610 млн флоринов.
Канцлер Буоль в своей политике встретил противодействие австрийского генералитета. Тем не менее 22 октября император Франц Иосиф объявил, что австрийская армия должна быть готова к войне с Россией весной 1855 г. После окончательного завершения мобилизации фон Гесс предполагал иметь 327 380 чел. в полевых и около 100 000 чел. во вспомогательных войсках, объединенных в 11 корпусов
[615].
Однако этим планам не суждено было сбыться. 26 октября в своем меморандуме начальник императорского Главного штаба генерал фон Гесс открыто заявил, что даже успешная война с Россией, во-первых, окончательно разорит государство, а во-вторых, не соответствует политическим интересам монархии. Жесткое противостояние Буоля и военных имело тот результат, что к середине ноября 1854 г. мобилизация австрийских войск была приостановлена
[616], хотя в декабре Австрия и заключила с Англией и Францией формальный союз.
В меморандуме фон Гесс оценил численность действующих, резервных, запасных и крепостных войск России на западе в 820000 чел. и 2300 орудий. Австрия, с его точки зрения, могла противопоставить этим силам только 350000 чел. и 1 100 орудий
[617]. Примерное равенство по численности могло быть достигнуто лишь при участии войск Германского союза. Гесс рассчитывал на 200-тысячную армию со стороны Пруссии и объединенный 100-тысячный контингент остальных германских государств, что составило бы 650000 чел. «Лишь присоединяя к ним 100000 англо-французов и 100 000 турок, – докладывал он императору Францу Иосифу, – появлялся некоторый перевес сил. Но если нельзя рассчитывать на помощь Пруссии, то равновесия не окажется, и тогда придется играть рискованную игру, предоставив 300 тысячам французов пройти чрез австрийские земли»
[618].
Впрочем, появление экспедиционной французской армии на немецких территориях было для германских правителей крайне нежелательно. Там вовсе не хотели того, чтобы Германия исполняла «свое обычное предназначение, то есть подверглась французскому нашествию, была разграблена и опустошена»
[619]. Английским интересам также «не отвечало, чтобы Германия стала районом развертывания французских армий. Англичане хотели лишь вооружить против России Германский союз и крупные государства Германии»
[620].
Фон Гесс констатировал, что «нынешнее могущество России покоится на установившемся уже полвека ее военном положении на западе и завоевании ей привислинских и придунайских равнин. Рассчитывать на возможность вести наступательную войну, не отняв у России этого положения, было бы промахом». Австрия, считал он, должна уяснить себе, «желает ли она изменения территориальных владений, и будет ли это ей полезно». Начальник императорского Главного штаба высказал убеждение, что обладание Бессарабией стало бы для Австрии грузом. Завоевание же Царства Польского могло принести еще больший вред. «Это, – доказывал фон Гесс, – принесет Австрии только ущерб в военном отношении, и об руку с ним последует политический упадок. Связь с Францией, заменив союз с консервативной Россией, может иметь впоследствии большие невыгоды, потому что моральное первенство средней Европы, которое в будущем должно принадлежать Австрии, придется навсегда разделить с Францией»
[621]. Таким образом, неизбежно должно было случиться то, против чего была направлена вся политика Меттерниха на протяжении первой половины XIX столетия: «С возникновением Польского королевства, Австрия, кроме западной Франции, будет иметь в соседстве еще другую Францию на востоке, как это было во время Людовика XV. Австрия пойдет на буксире Франции, и первенствующее ее влияние в Германии будет утрачено навсегда. Если же русскую Польшу поделить между Австрией и Пруссией, то Франция, со своей стороны требуя вознаграждения, двинется к востоку, захватив левый берег Рейна»
[622].
Вследствие тяжелых условий расквартирования в войсках на территории Галиции и Трансильвании резко возросла смертность от болезней
[623]. В принципе, можно утверждать, что к осени 1854 г. Австрия достигла пика своей боеготовности, и после этого возможности ее армии стали неуклонно снижаться. Но в России этого не могли знать наверняка. Поэтому в Петербурге, куда 18 декабря был срочно вызван фельдмаршал обсуждалась в основном перспектива военного противостояния с австрийцами.
Таким образом, вывод, сделанный Паскевичем в конце февраля 1854 г., о том, что «для Австрии мы можем быть весьма опасны»
[624], нашел свое подтверждение. Неуверенность австрийского генералитета и его опасения перед лицом войны с Россией являлись прямым следствием широкомасштабных военных приготовлений, предпринятых князем Варшавским на западном стратегическом направлении. Австрийцы опасались начинать войну без гарантии военной помощи со стороны Пруссии, а пруссаки сохраняли нейтралитет, видя, что русский император не собирается выступать инициатором войны.
Быстрое ослабление Южной армии М. Д. Горчакова, вынужденной посылать в Крым резервы из своего состава, сильно встревожило Паскевича. Когда в декабре 1854 г. зашла речь об отправке Меншикову дивизий еще и III корпуса, Паскевич категорически возражал. Он направил Горчакову письмо, в котором указал, что отныне «дело идет уже не о Севастополе, но о лучших наших южных провинциях, и может быть, и о Царстве Польском; то есть о населении почти 15 миллионов»
[625].
Совещания Паскевича с Николаем I и военным министром продолжались до начала февраля 1855 г. Предстояло определить то направление, откуда для России исходит главная опасность, выработать план кампании на следующий год и в соответствии с ним распределить войска.
