Общественное мнение Швеции по отношению к России было настроено в целом недоброжелательно. Идея войны за возвращение Финляндии была весьма популярна. Летом 1854 г. падение Бомарзунда, небольшой русской крепости на Аландских островах, вызвало в Стокгольме ликование. Но король Оскар I колебался. Он отказался принять под свою власть завоеванные союзниками Аландские острова и в обмен на требование Англии и Франции обещать присоединиться к ним потребовал в свою очередь гарантий финансовой и военной помощи. Главным условием выдвигалось предварительное вступление Австрии в войну против России. «Не я добивался войти в ваш союз, – сказал король французским эмиссарам, – мне предложили его. Я не могу принять предложения, пока не буду уверен, что Германия пойдет с вами»
[731].
К концу 1855 г. Россия была готова к борьбе с Австрией гораздо лучше, чем летом. Полки армии усиливались дружинами государственного подвижного ополчения. По сравнению с 1853 г., численность вооруженных сил к январю 1856 г. увеличилась в 2,5 раза, если исключить потери, и достигала астрономических по тем временам показателей – 2,3–2,5 млн чел.
[732] Опасное оголение западной границы, вызванное желанием добиться успеха в Крыму, более не наблюдалось. Союзники, заняв южную сторону Севастополя, даже не пытались затем атаковать Крымскую армию. Потери их были крайне тяжелы, а возможность развить свой успех в Крыму или где бы то ни было еще – сомнительна. «Маршал Пелисье говорит, что он приказал потрогать русских во всех пунктах, – указывал маршал де Кастеллан в дневниковой записи от 19 декабря 1855 г. – Из позиции выбить их нет возможности; в данную минуту ничего поделать нельзя, и при движении вперед можно только потерять много людей. Их позиции лучше тех, что они имели в Севастополе. Наши также неприступны…»
[733]
Сведения, получаемые князем Варшавским с австрийской территории, говорили о невысокой боеготовности армии Франца Иосифа. А в ноябре вообще пришло известие о роспуске австрийских войск в Галиции по домам
[734].
Если на 1 января 1855 г., по данным русской разведки, развернутая австрийская армия насчитывала 681 769 чел. и 129 584 лошади, то на 1 сентября 1855 г. – уже только 435 243 чел. и 97 544 лошади. Из них примерно 400000 чел. составляли действующие войска. Таким образом, ее общее сокращение составило 246 526 чел. и 32 040 лошадей
[735].
Мобилизация огромной, по меркам середины XIX в., армии дорого обошлась России. За время войны, с 1853 по 1856 г., дефицит бюджета по обыкновенным расходам возрос почти в 7 раз, с 9 млн руб. серебром до почти 61 млн, а общая сумма дефицита – в 6 раз, с 52 млн до 307 млн руб. Более чем на 50 % уменьшилась золотая обеспеченность бумажных денег
[736]. К началу 1856 г. общая сумма внешних и внутренних долгов за годы войны составила 533 273 782 руб. Военные расходы в 1856 г. достигли 228 999 796 руб., а общая сумма расходов – 593 833 068 руб., при том что доходы за тот же год равнялись 264 925 321 руб. Общая сумма формального долга государства, включая довоенные внешние заимствования, достигла к окончанию войны 1,5 млрд руб.
[737]
На этом фоне в декабре 1855 г. австрийцы предъявили России ультиматум, требуя от Александра II согласия начать переговоры на основе «четырех пунктов». Четыре пункта как основа для будущего мира были впервые сформулированы Англией, Францией, Австрией и Пруссией 8 августа 1854 г. Они предполагали замену русского покровительства над Дунайскими княжествами коллективным покровительством пяти держав, свободу судоходства по Дунаю, пересмотр Лондонской конвенции 1841 г. в пользу союзников и замену русского покровительства над православными подданными султана коллективной гарантией их прав, данной европейскими державами
[738].
16 ноября 1854 г. Николай I согласился с возможностью начать переговоры на основании «четырех пунктов»
[739], однако в декабре 1854 г. на конференции послов в Вене первоначальная трактовка «четырех пунктов» подверглась серьезному пересмотру. Поскольку союзники требовали от России «отказа от преобладающего положения в Чёрном море», что фактически означало ликвидацию Черноморского флота, а также территориальных уступок в районе устья Дуная, Николай I не мог принять такие условия.
Получив в декабре 1855 г. австрийский ультиматум, император Александр II испытывал мучительные колебания в вопросе о продолжении войны. В историографии не существует четкого ответа на вопрос, что предприняла бы Австрия, отклони Россия ее требование. Во всяком случае, император Франц Иосиф и Буоль оценивали вероятность получить от Петербурга положительный ответ как низкую
[740]. 1 ноября 1855 г. Буоль доложил своему императору, что Австрии не придется вступать в войну, даже если Россия и отклонит ультиматум. Одновременно с этим министр иностранных дел ясно дал понять морским державам, что обещание Австрии разорвать с Россией дипломатические отношения, в случае отклонения Петербургом ультиматума, не означает намерения вступить в войну на стороне Англии и Франции
[741].
Британский историк Э. Ламберт предположил, что уступчивость России объяснялась опасениями за столицу империи в результате будто бы неминуемого поражения в ходе готовившейся новой экспедиции союзников на Балтике, планируемой на 1856 г.
[742] Однако осторожный оптимизм записки генерала Берга позволяет говорить о недоказанности мнения Ламберта. Положение России на Балтийском театре оставалось достаточно прочным, и потому командующий в Финляндии просил военного министра князя Долгорукова лишь о незначительных подкреплениях. Подписанное министром 2 ноября 1855 г. общее распределение войск на 1856 г. содержало особый раздел, посвященный Балтийскому театру. Комментарии Долгорукова к данному разделу практически в точности повторяли аргументы, высказанные в октябре 1855 г. в докладе Берга. Они сводились к трем основным выводам: во-первых, без десанта крупных сухопутных сил союзники не могут рассчитывать на серьезный успех, во-вторых, стратегическая цель неприятеля на севере предполагает овладение Петербургом и Кронштадтом, в-третьих, в качестве промежуточного этапа на пути овладения районом столицы противнику будет необходимо закрепиться в Финляндии. В преддверии кампании 1856 г. развернутую в Финляндии армию планировалось серьезно усилить. По боевому расписанию на 1856 г. численность пехоты с 71 батальона увеличивалась до 101, численность кавалерии с 18 казачьих сотен возрастала до 42, численность орудий полевой артиллерии, соответственно, со 104 до 108. По мнению В. А. Долгорукова, численность выделенных для обороны севера русских войск позволяла «встретить неприятельскую десантную армию, даже и превышающую 50000 войск, с должной энергией»
[743].
