Еще хуже было то, что правил передачи высшей административной власти не существовало. Должность сёгуна оставалась вакантной и поэтому служила объектом многих притязаний, причем Хидэёси оказывался исключен из этой борьбы из-за безвестного происхождения. Следовало действовать быстро и не дать никому совершить новый налет на Киото, вроде того, какой в свое время удался Нобунага.
Официальные почести
Японский феодальный мир был мало готов к формированию стабильной власти. Ни один из альянсов, заключенных Хидэёси, не выглядел прочным — даже Нобукацу, наследник Нобунага, примкнувший к нему, проявлял все больше раздражения: он заявлял, что его собственное «наследство» захватили, и начал искать других покровителей, подстрекая их к враждебным действиям, которые могли оказаться опасными, когда их вел, например, Токугава Иэясу. Такие интриги уже стоили Хидэёси двух поражений в земле Овари — одно при Комаки, а другое, в 1584 г., при Нагакутэ — знаменитое сражение, если можно говорить о сражении, поскольку судьбу битвы там, как и при Нагасино в 1575 г., решило умелое использование огнестрельного оружия. Однако с заметной разницей, истинное значение которой Хидэёси мог оценить как никто иной: на сей раз, в апреле 1584 г., Иэясу получил преимущество за счет такого количества стрелков, какого никогда не могли собрать Ода. Неодрлимая сила денег во всей Японии порождала колоссальный престиж! Иэясу тогда показал себя достойным наследником Нобунага.
Как восстановить положение? В распоряжении Хидэёси было два средства — заключить мир с Иэясу, пока антагонизм не обострился еще сильней, и прибегнуть к покровительству императора, соединить себя с прошлым династии, окружить себя почестями (его хулители обличали их как симптомы навязчивых идей, поиск заемной легитимности).
Первый пункт программы удалось реализовать легко — Иэясу не больше, чем Хидэёси, желал продолжения борьбы, на ненадежный исход в любой день мог повлиять какой-нибудь фактор. Оба хорошо знали и уважали друг друга; ни один не был уверен, что оттеснит другого. После нескольких месяцев взаимного наблюдения они выбрали мир. В качестве залога своей честности Хидэёси отдал за Иэясу свою родную сестру, а к себе на службу принял Хидэясу, сына Иэясу, в качестве пажа и прежде всего заложника.
Теперь на повестку дня встало исполнение второй части программы — император должен был выразить признание в какой-либо форме, и он пожаловал Хидэёси должность найдайдзина, министра внутренних дел. Этот титул не имел постоянного обладателя и не давал никаких реальных полномочий, зато считался высоким саном. Кстати, чтобы получить его, Хидэёси заплатил очень высокую цену: помимо обязательства продолжить восстановление дворца, чтобы наконец провести коронацию императора, он немедленно выплатил изрядное количество серебряных слитков (1000 рё), преподнес большой обоюдоострый меч тати и, наконец, дал слово — в 1587 г. он проведет коронацию нового императора, Го-Ёдзэя, который в то время наследует своему отцу Огимати, тогда как последний в возрасте семидесяти лет удалится на покой, так и не получив этой почести. Наконец, благодаря умелому бряцанию оружием Хидэёси в 1584 г. захватил замок Такэхана, принадлежавший Нобукацу в земле Мино: удача навсегда отвернулась от потомков Нобунага, которым по характеру и по уму было далеко как до Иэясу, так и до Хидэёси.
Тогда Хидэёси начал две операции: одну на Сикоку, а другую в провинции Кии (современные префектуры Миэ и Вакаяма), против монахов Нэгородэра и Коясана: вооруженное вмешательство оправдывала уже их политическая и военная активность, но на взгляд дальновидного стратега эти монахи обладали еще и соблазнительной собственностью — лучшей мануфактурой по производству огнестрельного оружия во всей Японии. Первым был атакован Нэгородэра, и сорокатысячная армия быстро обратила его в пепел. Надо было дать острастку — Хидэёси громко и с силой провозгласил это в 1585 г. в письме монахам Коясана, которые, хоть и принадлежали к эзотерическому буддизму Сингон, а не к группе буйных Икко, тем не менее изменяли долгу своего сословия:
…Монахи, священники пренебрегли своими религиозными занятиями. Производить и накапливать бессмысленное оружие, мушкеты и прочее — измена и зло…
..Увидев своими-глазами, что гора Хиэй и храм Нэгоро были в конечном счете разрушены за мятеж против Короны, вы легко это поймете
(Berry. Р. 86).
Это предостережение дошло до Коясана, и его монахи в марте 1586 г. спешно сложили оружие. К счастью, потому что они поддерживали Токугава Иэясу и не преминули бы при случае нанести «Обезьяне» удар с тыла.
Тогда началась кампания на Сикоку — любопытная операция, потому что Хидэёси впервые отважился выйти за пределы тех полей сражений, где он прежде одерживал победы, воюя за дело Ода. Это было началом экспансионистской политики заново централизованной власти — настолько выраженной экспансии, что через семь лет он даже попытается выйти за пределы архипелага, сочтя их слишком тесными. Поход, начавшийся в июне 1585 г., закончился в августе победой Хидэёси. Сюзерены острова, род Тёсокабэ, перестали быть безраздельными властителями этой территории, но зато получили огромный лен. Сохранив тем самым место первых феодалов острова, они примкнули к Хидэёси, чья политика представляла собой ту умелую смесь запугивания и великодушия, которая позволяла ему удерживать первенство: быть на его стороне означало выигрывать.
В самом деле, с этого момента Хидэёси как будто выработал линию поведения. Едва Сикоку был «замирен», он попытался использовать тот же опыт в Эттю (современная префектура Тояма), где разгром Сасса Наримаса — бывшего вассала Ода, не скрывавшего враждебности к Хидэёси, — выразился, как он и обещал, в передаче лена верному Маэда Тосииэ, но без всякого кровопролития: Наримаса, побежденный, сам пришел к Хидэёси с бритым черепом и в монашеском облачении, тем самым дав знать о своем отречении от треволнений мира, истинные силы которого он не сумел оценить верно. Это стремление остановить неумолимую машину войн в отместку, чтобы вернее заняться восстановлением, привычка пугать людей, чтобы лучше их устроить, с того года определяли оригинальную политику Хидэёси — строитель хотел стать сильнее воина.
Одно письмо к Нэнэ, его жене, придает человеческое измерение этому почти механическому перечислению походов и подвигов:
…[Сасса Наримаса] несколькими способами совершил покаяние; поэтому я просто конфисковал его поместье и сохранил ему жизнь; вчера я отослал всех его вассалов в Киото. Им дали средства для существования, но его резиденция в Тояма была разрушена. Я отдал всю провинцию [вокруг Тояма] Маэда Тосииэ. Отделавшись таким образом от этого дела, я вывел свою конницу и сегодня выступаю на Канадзава… Я вернусь в Осаку к двадцатому… Я снова чувствую себя хорошо, но не писал раньше, потому что это было для меня слишком сложно
(7 августа 1585 г. Boscaro. Р. 21–22).
За несколько месяцев Центральная Япония вновь пришла к согласию, чего не удавалось добиться почти три века, и обрела центр. Было ли это из стремления выразить благодарность, а также желания, чтобы столь благорасположенный человек оставался у власти, — но еще до завершения захвата Сикоку, в июле 1585 г., император возвел Хидэёси в ранг, немыслимый для военного, компаку, самый высокий придворный сан, которого быстренько лишили прежнего обладателя, Нидзё Акидзанэ, бесцеремонно отправленного в отставку.
