Французский король продолжил победное шествие почти беспрепятственно. Когда французы появились перед воротами Неаполя, молодой Ферранте II, унаследовавший трон от отца, бежал из города, словно за ним гнались фурии, и войскам Карла удалось без усилий взять Неаполь. Слухи о своеобразном военном походе распространились по всей Европе, поражая воображение: 12 мая невзрачный, безобразный, маленький король Франции, облаченный в великолепную красную мантию, подбитую горностаем, вошел в собор Неаполя, держа в одной руке скипетр, а в другой — державу. Отныне он звался не только королем Неаполя и Сицилий, но еще и, ублажая свою манию величия, «августейшим». Карл пошел еще дальше: не довольствуясь Неаполитанским королевством, он возымел намерение стать королем Иерусалима и императором Восточной Римской империи, хотя сама империя давно канула в прошлое.
Как только в Европе оправились от первого шока после военных акций Карла, решили перейти к действиям. Все осознавали необходимость восстановления равновесия сил между странами. Нельзя было примириться с тем, чтобы Франция в одиночку присвоила себе итальянские города-государства: подобное положение дел таило в себе опасности для будущего политического развития. Первой решилась на конкретные действия испанская королевская чета, Изабелла Кастильская и Фердинанд Арагонский. Время настоятельно требовало немедленных действий Священной Лиги против французов. Но это оказалось проще решить, чем сделать. Прежде всего Максимилиан поставил целью изгнать французов из Неаполя и Южной Италии, так как, самим папой названный «избранным» императором, только себя считал вправе властвовать над этими землями. Лудовико Моро, вначале впустивший «друга» Карла а страну, тоже бросил его, сочтя более целесообразным присоединиться к другим державам. Испания и папа открыто провозгласили борьбу Лиги против Карла военными средствами. Венецианцы несколько по-другому видели роль Лиги: они настаивали не столько на агрессивных мерах против Франции, сколько на обороне собственных земель. Но, несмотря на все противоречия в представлении целей и задач, 31 марта 1495 г. во Дворце дожей, к ужасу французских посланников, подписали с трудом составленный договор: важнейшие государства бросили Франции перчатку. Не только сухопутное возвращение французского войска оказалось под вопросом, морской путь тоже был невозможен, так как Испания и венецианцы располагали хорошо оснащенным флотом.
Пока представители европейских держав горячо обсуждали ситуацию в Венеции, французы предавались сладкой жизни в Южной Италии и Неаполе. Карл VIII не представлял себе, насколько опасные тучи сгустились над ним и его людьми на политическом горизонте, хотя он еще поддерживал тайные связи с Лудовико Моро и даже с Максимилианом. В те времена с трудом отслеживались дипломатические отношения. Дни французского войска в Неаполе были сочтены по многим причинам. Так как почти все солдаты не ограничились осмотром прекрасного города, им пришлось умирать из-за сифилиса, привезенного в Неаполь после открытия Америки и распространившегося со скоростью ветра. Зараженные болезнью французы везли домой смертельные сувениры. Очень многие из них не пережили бы полное опасностей возвращение через Италию, если бы в Германии не создалась ситуация, помешавшая Максимилиану отрезать французам обратную дорогу превосходящим по численности войском. Видимо, рейхстаг в Вормсе, созванный Максимилианом, состоялся под несчастливой звездой, так как король дал понять: он желает обсудить запланированную государственную реформу. Пункты повестки Дня включали в первую очередь провозглашение мира по всей стране, что казалось абсолютно неприемлемым для многих вояк, привыкших к феодальным междоусобицам. Кроме того, речь шла об учреждении имперского суда, смысл которого многие подвергали сомнению, и введении «общественного пфеннига», против чего с самого начала все бурно возражали. Максимилиан использовал все возможности своего ораторского таланта, но так и не смог убедить собравшихся в необходимости выделения империей денег для формирования боеспособного войска. Чем больше король ссылался на обязательства, возникшие перед Священной Лигой, тем сильнее распространялось недовольство: наблюдалось даже возникновение антиевропейских настроений. В конце концов королю отказали во всякой помощи против Франции и Максимилиану удалось послать Лиге лишь 2000 ландскнехтов вместо испытанного в боях войска.
Французы благополучно ушли из Италии невредимыми, хотя тысячи солдат заплатили своими жизнями за манию величия Карла VIII. Но война — рискованное предприятие! В Версале Представители Священной Лиги заключили мир с Карлом VIII, причем обсуждались главным образом дела, связанные с Миланом. Франция в результате не получила большой выгоды, но и обошлась без больших потерь, так как представители Священной Лиги расходились во мнениях по многим позициям, ведь в данной политической ситуации иначе и быть не могло. Ферранте II возвратился обратно, как только французские войска покинули Милан. Итальянский поход Карла VIII, спровоцировавший бои за Милан и другие итальянские земли, определил направление политического развития на будущее для всех — в том числе и для немецкого короля. Если кто-то хотел заслужить авторитет в Европе, он должен был показать себя в Италии!
Система союза Священной Лиги, заключенного при всеобщей эйфории, с самого начала продемонстрировала весьма слабые места и не выполнила изначального предназначения. В конце концов французскому королю удалось осуществить все свои намерения. Сопротивление растаяло, как снег на солнце, немецкие князья поведением, направленным прежде всего против Максимилиана, сыграли на руку Карлу и его дружине. Маловерие немецких удельных князей уничтожило общую идею еще до того, как все собрались осуществить ее. Император Священной Римской империи Максимилиан с этого момента приобрел репутацию правителя, не заслуживающего доверия. Следовало проявлять осторожность, прежде чем заключать с ним союз: он вряд ли мог выполнить свои обязательства.
Военные действия в Италии
Карл VIII возвратился во Францию, но каждый участник союза хорошо понимал: он не успокоится, а будет и в дальнейшем строить агрессивные планы. Этот плюгавый человечек вынашивал поистине грандиозные идеи. Его появление в Северной Италии являлось лишь вопросом времени, поскольку его миланские дела были еще далеки от завершения. Город оставался яблоком раздора между Францией и немецкой империей, Венецианская республика также была в нем весьма заинтересована.
Весть о смутной ситуации в Северной Италии быстро достигла Максимилиана. Требовалось действовать быстро, чтобы опять не опоздать. «Италия принадлежит мне!» — Максимилиан повторял это при каждом подходящем случае. Ему было легче пожертвовать Бургундией, чем отказаться от притязаний на Италию. Он стремился при любых обстоятельствах предотвратить новое нападение французского короля, даже если придется отказаться от «общественного пфеннига», утвержденного рейхстагом в Вормсе после долгих колебаний. Сословия вовсе не собирались придерживаться принятых соглашений, и вскоре Максимилиан с огорчением понял: взыскать 250 000 гульденов будет невозможно. Для изыскания средств он заложил Фуггерам серебряные рудники в Тироле и выжимал из австрийских земель «общественный пфенниг». Но это было подобно капле, упавшей на раскаленный камень, денег на вооружение все равно не хватало. Максимилиан настойчиво призывал к решительному бою, но везде наталкивался на непонимание. Все желали мира, а не новой войны! Его сын-франкофил Филипп, которого он пытался побудить к действиям против своего злейшего врага, отнесся к нему подчеркнуто холодно, и Максимилиан, претерпев такое разочарование, расстался с ним в Аусбурге, даже не простившись. Не найдя поддержки ни в империи, ни в Бургундии, он решил приступить к делу другим образом: послал приглашения представителям Священной Лиги, но не как немецкий король, а как австрийский эрцгерцог и герцог Бургундский. Эта странная скромность имела свои политические причины: сословия империи ясно высказали ему свое нежелание присоединиться к действиям Священной Лиги и быть втянутыми в войну против Франции. Максимилиан мог вести войну, если считал необходимым отомстить Карлу VIII, не рассчитывая на поддержку империи.
