– Это сложно, – ответил папа.
– Джексон, ты все поймешь, когда станешь старше, – сказала мама.
– Включите мне «Шалунов»! – потребовала Робин, ерзая на сиденье. Ей очень нравились «Шалуны» – группа, которая писала глупые песенки для детей.
– Сперва несколько песен на дорожку, Робин, – сказал папа. – А потом уже «Шалуны». – И он вставил в проигрыватель CD-диск с песнями Би Би Кинга. Это был один из любимых певцов моих родителей.
Маме и папе нравится музыка, которая называется блюзом. В блюзовых песнях кто-нибудь непременно о чем-то грустит. Например, о расставании с девушкой или о том, что потерял все свои деньги или опоздал на поезд, идущий куда-то далеко-далеко. Но вот что странно: когда слушаешь такие песни, чувствуешь себя счастливым.
Папа сочиняет множество сумасшедших песен в стиле блюз. Любимая песня Робин называется «Мой тост с джемом и арахисовым маслом оказался без арахисового масла». А моя: «Буги Неправильной Летучей Мыши» – песня про летучую мышь, которая не могла уснуть вниз головой, как обыкновенно спят эти животные.
Я никогда раньше не слышал ту песню Би Би Кинга, которую включил папа. Она была о парне, которого не любил никто, кроме его мамы.
– Пап, а что он имеет в виду, когда поет, что даже мама может обвести его вокруг пальца? – спросил я.
– «Обвести вокруг пальца» – значит обмануть. Это смешно. Твои-то родители любят тебя всегда.
– Если только ты не забываешь почистить зубы, – уточнила мама.
Я ненадолго притих.
– А дети тоже должны всегда любить своих родителей? – спросил я.
Я поймал папино отражение в зеркале дальнего вида. Он вопросительно взглянул на меня.
– Скажем так, – начал папа, – можно любить кого-то всем сердцем и в то же время сердиться на него.
Мы отъехали от дома. Арета сидела между Робин и мной. Ей было всего несколько месяцев от роду, поэтому шерсть у нее была еще по-щенячьи мягкой, а лапы – неуклюжими.
Мистер Сера, наш сосед, подравнивал у себя в саду кусты желтых роз. Мы уже с ним попрощались. Он помахал нам, а мы – ему, словно мы направлялись к Большому каньону или в Диснейленд.
– А у мистера Сера нет кота? – спросил я. – Большого такого кота.
– Только Мейбл, – ответила мама. – Чихуахуа с ужасным характером. А что?
Я снова посмотрел на заднее окно, но за коробками и пакетами ничего не было видно.
– Да просто так, – сказал я.
Папа прибавил громкости Би Би Кингу, который по-прежнему нисколько не сомневался в том, что его никто не любит, даже мама.
Арета задрала голову и завыла. Она обожала подпевать, особенно блюзовым песням. Хотя и «Шалуны» ей были по нраву.
Мы проехали несколько кварталов. Моя нижняя губа дрожала, но я не плакал.
– Да начинается путешествие, – провозгласила мама.
Двадцать один
Если вам когда-нибудь придется жить в машине, сложностей, связанных с конечностями, вам не избежать.
Особенно если вы будете тесниться с младшей сестрой, мамой, папой, собакой и воображаемым другом.
Сложности эти бывают разными.
Вонь от папиных ног.
Похожий на запах маркеров запах лака, которым мама красит ногти на ногах. Ей хочется выглядеть хорошо даже в таких условиях, так что будьте добры смириться.
Только вам удастся уснуть, как сестра вполне может пнуть вас ногой.
Собака может положить на вас свою лапу.
Воображаемый друг может начать топтаться у вас на голове.
Я много думал обо всех этих сложностях. И в конце концов изобрел план. И, что еще хуже, воплотил его в жизнь.
Я сделал вот что: взял картонную коробку из-под телевизора, которую мы нашли за торговым центром, и сплющил ее. И разрисовал изнутри и снаружи. У меня было только три маркера, один из которых засох, потому что колпачок закатился под заднее сиденье. Поэтому рисовал я в основном красных собак с синими глазами. И синих кошек с красными глазами.
Внутреннюю сторону коробки я украсил рисунками звезд. Я решил, что будет здорово думать о них перед сном.
Наверху коробки я написал: «КОМНЫТА ДЖЕКСОНА ПАСТАРОННИМ ВХОТ ЗАПРИЩЕН». Мама пожалела вслух, что мы не взяли с собой словарь. Папа предположил, что «пастаронние» – это те, у кого есть много вкусной пасты, и сказал, что не прочь с такими познакомиться.
Каждую ночь я натягивал коробку на свой спальный мешок и устраивался внутри, как в коконе. Возникало чувство, что я снова в своей комнате, где можно спокойно думать и никто не станет тебе досаждать.
Когда Робин пихалась ногами во сне, она попадала по коробке. Это было не так больно, как если бы она била по мне.
К сожалению, Арете нравилось спать со мной. Поэтому спастись от собачьего запаха не получалось.
К тому же сквозь стенки коробки чувствовался и запах папиных ног.
Я понимал, что нам повезло, что у нас есть наш старый мини-вэн «хонда», в котором достаточно места. Я как-то встречал ребенка, который целый год прожил в одной из похожих моделей «фольксвагена». Эта машина была красной и круглой, как божья коровка, и почти такой же крошечной. Бедному ребенку приходилось спать сидя, а по обе стороны его теснили младшие сестры.
Еще нам повезло потому, что моя спальная коробка была лишь декорацией. А некоторым людям действительно приходится жить в коробках на улице.
Я не то чтобы видел одни плюсы. Но если уж в машине приходится жить, лучше, чтобы она была большой, а не маленькой. А спать в коробке на улице гораздо хуже, чем в коробке в мини-вэне.
Таковы факты.
Я был совсем не как папа, который все повторял, что мы вовсе не бездомные.
Мы автотуристы.
Двадцать два
Какое-то время я почти не думал о заднем дворнике, похожем на кошачий хвост. Все и так было очень странно, и мне не хотелось, чтобы оно становилось еще более странным.
Первая ночь в мини-вэне выдалась даже веселой. Мы остановились на стоянке у моста Золотые ворота. Там был мужчина с телескопом, наблюдающий за небом. Он показал нам Большую Медведицу и Ориона. По ту сторону пролива лениво, словно звезды, горели огни Сан-Франциско.
Мы собирались заночевать прямо на парковке. Но в окно постучал охранник. Он велел нам уезжать, помахивая в воздухе своим фонарем, словно световым мечом из «Звездных войн». Мы поехали в круглосуточный ресторан. У мамы среди поваров был знакомый, и он спросил у менеджера, нельзя ли нам заночевать на парковке у ресторана. Менеджер разрешил и даже угостил нас оладьями: они подгорели, и поэтому их нельзя было подавать посетителям.