– Правду, Джексон.
Я изо всех сил зажмурился и досчитал до десяти. Медленно досчитал.
Казалось, десяти секунд мне хватит на то, чтобы перестать сходить с ума.
А потом я рассказал Марисоль все. Рассказал, как я часто переживал из-за денег, как мы порой голодали, как я боялся будущего.
Мы шли к школьной площадке. Креншоу поспешил вперед и скатился с горки. Съехав, он посмотрел на меня и одобрительно кивнул.
А потом я, сам не зная почему, сообщил Марисоль еще один факт.
Я рассказал ей о Креншоу.
Сорок пять
Я ожидал, что Марисоль назовет меня сумасшедшим.
– Послушай, – сказала она, сев на колени, чтобы почесать Хельгу за ухом. – Мы не знаем всего. Я не знаю, зачем моим братьям рыгать, когда они учат алфавит. Не знаю, почему мне нравится строить. Не знаю, почему не существует конфет M&M’s всех цветов радуги. Зачем тебе непременно нужно все понимать, Джексон? Мне вот нравится, когда что-то непонятно. Мир от этого становится интереснее.
– Наука строится на фактах. Жизнь строится на фактах. А Креншоу – это не факт. – Я пожал плечами. – Когда понимаешь, как что-нибудь случается, можешь повлиять на то, чтобы оно повторилось. Или не повторилось.
– Ты хочешь, чтобы Креншоу ушел?
– Да, – громко сказал я. А потом добавил тише: – Нет. Не знаю.
Марисоль улыбнулась:
– Вот бы и мне его увидеть.
– Он черный. С белым. Пушистый, – сказал я. – Ужасно высокий.
– А что он сейчас делает?
– Отжимания на одной лапе.
– Правда?
– Да. Послушай, знаю, это все звучит бредово, – простонал я. – Ничего страшного. Вперед, вызывай психиатра. Сдай меня в психушку.
Марисоль ударила меня кулаком в плечо. Изо всех сил.
– Ау! – вскрикнул я. – Ты чего?
– Не зли меня, – сказала она. – Послушай, если бы меня что-нибудь в тебе пугало, я бы тебе прямо сказала. Я твой друг. Но по-моему, ты не сходишь с ума.
– По-твоему, не стоит беспокоиться, если гигантский котенок принимает пенную ванну у тебя дома?
Марисоль сморщила губы, будто только что съела лимон:
– Помнишь, как во втором классе к нам в школу на праздник пришел маг?
– Он был совсем никудышный, – засмеялся я.
– Помнишь, как ты прокрался за сцену и разгадал его фокус с кроликом? – продолжила Марисоль. – А потом рассказал всем, как именно он появляется?
Я ухмыльнулся:
– Я сразу все понял.
– Но ты лишил нас волшебства, Джексон. Мне нравилось думать, что маленький серо-белый кролик появлялся в шляпе мага чудом. Мне нравилось верить, что это волшебство.
– Но это было не оно. У него в шляпе была дыра, и…
Марисоль заткнула уши.
– Мне было на это плевать! – воскликнула она и снова меня ударила. – Мне до сих пор плевать!
– Ай! – вновь вскрикнул я. – Больно же!
– Джексон, – сказала Марисоль. – Радуйся волшебству столько, сколько получится, ладно?
Мы шли нашим обычным маршрутом. Мимо маленького парка с фонтаном. Мимо велосипедной дорожки, по которой я катался миллиарды раз, когда у меня был велосипед.
Мимо места, где я сломал руку, пытаясь проехать на одном заднем колесе.
Мимо указателя с надписью «Добро пожаловать в поселок Лебединое Озеро».
– Я читала, что лебеди живут вместе всю жизнь, – улыбнулась Марисоль.
– Обычно да, – подтвердил я. – Но не всегда.
– Мы с тобой тоже будем дружить всю жизнь, – сказала Марисоль. Она произнесла это твердо и уверенно, как очередной факт из жизни животных. Словно сказала просто: «Трава зеленая».
– Я даже не знаю, куда переедет моя семья, – вздохнул я.
– А это не важно, – серьезно ответила Марисоль. – Можешь слать мне открытки. Можешь писать мне электронные письма из библиотеки. Придумаешь, что делать.
Я пнул ногой камень.
– Я рад, что рассказал тебе о Креншоу, – признался я. – Спасибо, что не смеялась.
– Я его почти вижу, – сообщила Марисоль. – Он делает кувырки назад на нашей лужайке.
– На самом деле он садится на шпагат перед вашей калиткой. – Я засмеялся.
– Я же сказала, почти вижу. – Марисоль улыбнулась мне. – Забавный факт, Джексон. Звуковые волны видеть нельзя, а слышать музыку – можно.
Сорок шесть
Вечером мы с Креншоу вышли во двор.
Креншоу любил это время суток.
Ему нравилось неспешное появление звезд на небе. Нравилось, как остывает нагретая за день солнцем трава. Нравилось, как меняется мелодия сверчков.
Но больше всего он любил есть этих самых сверчков.
– Я просто не понимаю. Как ты мог вернуться? – прошептал я. Мне не хотелось, чтобы семья слышала, как я разговариваю с воздухом.
– Я всегда прихожу, когда меня зовут, – отозвался Креншоу.
– Но я тебя не звал.
– Неужели?
Так мы и лежали: я на спине, а Креншоу на боку. Арета грызла теннисный мячик рядом с нами. Время от времени она навостряла уши и настороженно принюхивалась.
Ночь вступала в свои права, а мы все разговаривали. Было хорошо. Я почти забыл о том, что завтра мы уезжаем.
Креншоу поймал сверчка своей большой лапой.
Я сказал ему, что в Китае считается, что сверчки приносят счастье.
– А в Таиланде считается, что сверчки очень вкусные, – ответил кот. Его хвост скручивался и извивался, как лассо на родео. – Как и в Кошачьей стране.
Я пожевывал травинки. Это помогало мне забыть о голоде.
– Откуда ты знаешь? – удивился я.
Креншоу внимательно посмотрел на меня:
– Я знаю все, что знаешь ты. Недаром я твой воображаемый друг.
– А знаешь ли ты что-нибудь, чего не знаю я? – Я повернулся на бок.
– Ну, мне известно, каково быть воображаемым другом. – Креншоу шлепнул по мотыльку передней лапой.
Мотылек, словно в насмешку, закружил над его головой.
– Терпеть не могу мотыльков, – признался он. – Жалкая карикатура на бабочек.
– Я не знаю, что такое «карикатура».
– Ну, это как копия, только очень плохая.
