Я подошел к окну и открыл его. Осторожно снял москитную сетку. Наша квартира была на самом первом этаже. Внизу, всего в полуметре от окна, расстилался ковер из травы.
– Прощай, Креншоу, – сказал я.
Он приоткрыл один глаз:
– Но нам же было так весело.
– Скорее, – велел я. И похлопал себя по бедрам, давая Креншоу понять, что не шучу.
– Джексон, прояви благоразумие, – захныкал кот. – Я такой долгий путь к тебе проделал…
– А теперь пора вернуться туда, откуда ты пришел. – Я был непреклонен.
Креншоу открыл второй глаз:
– Но ведь я нужен тебе здесь.
– Нет, ты мне не нужен, – отрезал я. – У меня и без тебя полно забот.
Делая вид, что это стоит ему огромных усилий, Креншоу сел. Он потянулся, выгнув спину в форме перевернутой буквы «U».
– Кажется, ты не вполне понимаешь, что происходит, – сказал он. – Воображаемые друзья приходят не по своей воле. Нас приглашают. И мы остаемся, пока нужны. И потом… только потом уходим.
– Я-то уж точно тебя не приглашал.
Креншоу поднял длинную мохнатую бровь.
Брови у него двигались, словно веревочки марионетки.
Я шагнул к нему:
– Если ты сам не уйдешь, я тебя заставлю.
Я обхватил Креншоу руками за живот и потащил. Чувство было такое, будто я обнимаю льва. Кот весил целую тонну.
Креншоу изо всех сил вцепился в лоскутное одеяло, сшитое моей двоюродной бабушкой Труди, когда я был еще совсем маленьким. Я сдался и отпустил его.
– Послушай, – сказал Креншоу, высвобождая когти из одеяла. – Я не могу уйти, пока не помогу тебе. Правила придумываю не я.
– А кто тогда? – удивился я.
Креншоу уставился на меня глазами, похожими на два кусочка зеленого мрамора. Он положил передние лапы мне на плечи. От него пахло мыльной пеной, кошачьей мятой и ночным океаном.
– Ты, Джексон, – сказал он. – Ты придумываешь правила.
Где-то вдалеке завыла сирена. Я показал на окно:
– Мне не нужна ничья помощь. И уж точно не нужен воображаемый друг. Я больше не маленький ребенок.
– Что за чушь! – обиделся Креншоу. – Это все из-за того, что я зашипел на эту вонючую собаку?
– Нет.
– Нельзя ли подождать хотя бы до утра? Сейчас воздух прохладный, а я только что принял пенную ванну.
– Нет.
Тук-тук-та-та-тук.
– Джекс? – позвала сестра. – В коридоре так пусто и грустно одной…
– Иду, Робин, – отозвался я.
Уголком глаза я заметил, что на подоконник запрыгнул лягушонок. И коротко, нервно квакнул.
– У нас гость, – сказал я, указывая на лягушонка. Может, если я отвлеку Креншоу, он уйдет. – А ты знал, что у некоторых лягушек очень большая длина прыжка? Все равно что человеку перепрыгнуть футбольное поле. Лягушки – изумительные прыгуны.
– И изумительно вкусные ночные лакомства, – промурчал Креншоу. – Если так подумать, я совсем не прочь угоститься маленькой амфибией.
Было видно, что в нем проснулся хищник. Его глаза превратились в темные омуты. Спина изогнулась. Хвост начал дергаться из стороны в сторону.
– До свидания, Креншоу, – сказал я.
– Хорошо, Джексон, – прошептал он, не сводя взгляда с лягушонка. – Твоя взяла. Я пойду немного поохочусь. Я, в конце концов, ночное создание. А ты тем временем поработаешь.
Я скрестил руки на груди:
– Над чем именно?
– Над фактами. Ты должен сказать правду, мой друг…
Лягушонок резко шевельнулся, и Креншоу, повинуясь инстинкту, застыл на месте в полной охотничьей готовности.
– Над какими фактами? Сказать правду кому?
Креншоу оторвал взгляд от лягушонка. Он посмотрел на меня, и, к своему удивлению, я увидел в его глазах нежность.
– Тому, кто важнее всех.
Маленький гость соскочил с подоконника в ночную темноту. Одним гигантским прыжком Креншоу последовал за ним. Когда я подбежал к окну, я увидел лишь расплывчатое черно-белое пятно, мелькнувшее в залитой лунным светом траве.
Я ощутил примерно то же, что ощущаешь, когда в холодный день снимаешь с себя колючий свитер, – тогда чувствуешь облегчение от того, что наконец избавился от жаркой одежды, но невольно удивляешься, как же на самом деле холодно.
Семнадцать
Робин ждала меня в коридоре, сидя на полу по-турецки. Ее плюшевый броненосец Фрэнк лежал у нее на коленях.
Я взял ее за руку и отвел в спальню. Радужный ночник отбрасывал на потолок разноцветные полосы. Мне бы тоже хотелось, чтобы в моей комнате был такой, но я никогда не говорил об этом вслух.
– Я слышала, как ты разговаривал, – сообщила она, забравшись под одеяло.
– Иногда я говорю сам с собой, – улыбнулся я.
– Это как-то не очень нормально, – зевнула Робин.
– Да, – сказал я и подоткнул ей одеяло. – Не очень.
– Ты обещал почитать мне про Лила, – напомнила сестра.
А я надеялся, что она забудет.
– Ага.
– Книжка в пакете с моими памятными вещами.
Я сунулся в пакет из коричневой бумаги. Лысая кукла, торчащая из него, уставилась на меня пустыми глазами-бусинками.
– А ну подвинься, – велел я сестре.
Робин освободила мне место на матрасе.
Я раскрыл книгу. Страницы были мягкими, а обложка – потрепанной.
– Робин… – начал я, – к тебе когда-нибудь приходил воображаемый друг?
– То есть невиденный?
– Невидимый. Да. Вроде того.
– Неа.
– Что, серьезно? Никогда-никогда?
– Неа. У меня же есть настоящие друзья – Ласандра, Джимми и Кайл. И Джош, когда он не дуется. С ними мне не надо никого придумывать.
Я пролистал книгу.
– А если ты, ну, одна? – Я ненадолго замолчал. Я сам точно не знал, что именно хочу спросить. – Когда, допустим, у тебя в гостях нет никого из друзей, а тебе очень нужно поговорить с тем, кто тебя выслушает. Даже тогда нет?
– Неа. – Сестренка улыбнулась. – Потому что ты-то у меня всегда есть.
Мне было приятно слышать от нее такое. Но все же это был не вполне тот ответ, на который я надеялся.
