— Подумать! Подумать и найти выход.
Она снова говорила сама с собой, даже не замечая этого. Журчание ручья возбуждало жажду. Но еще больше, чем пить, Марте хотелось есть.
Она убеждала себя, что вода в ручье непригодна для человека, соглашалась с собой, но уже в следующую секунду представляла, как спускается по склону и набирает воду в бутылку.
Ей казалось, что после того, как она это сделает, жизнь мгновенно улучшится. Никаких других мыслей в голову не приходило, обдумать свое положение, не говоря уже о плане действий, у Марты не получалось.
— Я не умру от глотка воды.
Доподлинно это неизвестно.
К полудню жара усилилась. Хватаясь за кустарники, Марта начала спуск к воде.
Она исцарапала руки, несколько раз упала, вырвав кусты с корнем, но все это потеряло значение, когда она опустилась на колени перед ручьем.
Вода.
Марта сняла рубашку, обвязала ее край вокруг горлышка бутылки и с помощью такого нехитрого фильтра набрала воды.
И тут же выпила почти всю бутылку.
Никогда, ни разу в жизни у воды не было такого свежего обжигающего вкуса.
Марта заново наполнила бутылку, умылась и вымыла руки.
В этот момент она поняла, что на противоположном склоне кто-то есть.
Марта не услышала звук, не почувствовала запах, она не могла объяснить, почему замерла и почему напряглись все ее мышцы, — какой-то древний, затоптанный разумом камертон вдруг сработал в ней.
Рассудок потрясенно заткнулся, а тело доверилось — без вопросов, без сомнений.
Марта легла на живот, зарылась лицом в вязкий, пахнущий гнилью ил и накрыла руками голову.
Она не двигалась, не думала, единственное, что она могла, — это слушать, и она слышала треск веток под чьим-то огромным, тяжелым телом, она слышала вздохи и всхрапы, глухое рычание, грохот потревоженных камней, летевших с противоположного склона.
Марта не могла сказать, сколько так лежала, вжавшись лицом в ил, в насквозь промокших джинсах, но в какой-то момент она поняла, что тот, кто был по другую сторону ручья, ушел.
Она подняла голову, с трудом встала на колени.
Только когда Марта стащила джинсы, чтобы выжать, она поняла, какая ледяная в ручье вода.
Исцарапанные руки саднило, пальцы свело от холода, правое запястье пульсировало, будто под кожей находился часовой механизм. Голые ноги тут же облепили комары. Повизгивая и ругаясь, Марта принялась лихорадочно натягивать джинсы. Когда она наклонилась, чтобы просунуть ногу в штанину, живот скрутило.
На коленях она отползла от ручья, и ее стошнило выпитой водой. Перед глазами проносились шаровые молнии, она боялась, что если попытается встать, то потеряет сознание.
Поэтому несколько минут, выплевывая горькие сгустки желчи, она стояла на коленях и только потом медленно выпрямилась.
Это никуда не годится, Марта.
— Есть вариант получше?
И тогда она снова зарыдала. Сидя рядом с лужей собственной блевотины, у ручья, вокруг которого ходил кто-то огромный (она убеждала себя, что не медведь, а лось), Марта впервые со всей четкостью осознала, что дела ее плохи, очень плохи.
У нее нет воды и еды, а воду из ручья, в чем она только что убедилась, пить нельзя.
Она вошла в лес вчера, за несколько часов до заката, а сейчас солнце миновало зенит, значит, она здесь уже сутки.
Почему ее не ищут?
И что, если… никто и не собирается ее искать?
Слезы бежали по щекам, от соли комариные укусы зачесались совсем уж нестерпимо. И все же слезы принесли облегчение, в голове прояснилось.
Марта встала, снова умылась в ручье и вскарабкалась по склону.
Случай с лосем (с медведем, Марта!) укрепил ее в стремлении находиться на возвышенности.
Проблема заключалась в том, что на возвышенности она была или в низине, ей нужно было двигаться, но куда двигаться, она не знала.
Ручей впадает в большую воду, подумала Марта.
Если я буду двигаться вдоль ручья, рано или поздно я выйду к реке и там встречу людей.
Она закинула на плечи рюкзак — правое запястье отозвалось такой резкой болью, что она на секунду потеряла равновесие. Осторожно села на землю и сидела, терпеливо ожидая, чтобы боль, как потревоженная вторжением цепная собака, отбрехалась и убралась обратно в свою будку.
— Но я не могла сломать его, правда?
Почему нет? Лучевые кости самые тонкие в организме человека.
Марта вытянула перед собой обе руки, чтобы сравнить. Правая выглядела раза в полтора толще левой. Это ушиб, подумала она. Просто очень сильный ушиб. Сначала я растянула мышцы, когда поднимала мотоцикл, потом я упала.
Ты с этим все равно ничего не можешь поделать.
— Это правда.
Марта двинулась вдоль ручья. Солнце клонилось к западу.
Идти было сложно, и она двигалась медленно. То и дело приходилось огибать заросли кустов, перелезать через камни, в какой-то момент ручей внезапно расширился, затопив берега, и Марта по щиколотку увязла в мокром песке, смешанном с глиной.
Пришлось снимать кроссовки, вытряхивать комья глины, выжимать носки (одной левой рукой).
Надеть носки снова она не смогла, потому что они были в песке, и Марта закатала джинсы и вошла в ручей, чтобы прополоскать их.
Кроссовки, которые она надела на босу ногу, тут же стали натирать. К тому же никуда не делись голод и жажда. Только после десяти минут мучений в мокрых кроссовках Марта вспомнила, что у нее в рюкзаке есть запасные носки. Обругав себя матом, она надела сухие носки и выбросила мокрые.
Марта решила, что бутылка с водой из ручья в ее рюкзаке на самый крайний случай и она не станет пить эту воду, но при этом отлично понимала, что пройдет еще час, возможно, два — и она опять опустошит бутылку.
В лучшем случае дизентерия, Марта.
— А в худшем?
Ты сама знаешь.
— Может быть, есть какой-то способ?
Подумай, Марта.
Пока солнце не село, надо было просушить обувь.
Она нашла плоский, поросший мхом валун, сняла белые (когда-то белые!) кроссовки и поставила их на солнце.
Огляделась по сторонам. Лес в этом месте отступал от воды, в десятке метров Марта заметила красное пятно на земле. Кровь? Она сделала несколько шагов к зарослям.
Мухомор.
Змеи, Марта!
Не забывая смотреть под ноги, Марта двинулась к мухомору. Если есть ядовитые грибы, значит, рядом растут и съедобные.
