Четыре года назад Денис закончил свое обучение в институте, вылетев с третьего курса. Завалив сессию, он нисколько не огорчился. Родители равнодушно отчитывали его, а Денис, двадцатилетний парень, тем временем радовался, что теперь ничто не мешало ему уйти из родительского дома. Он больше не желал видеть эти тихо ненавидящие его лица. Через пару недель после отчисления он собрал самые необходимые вещи, поместившиеся в этом самом рюкзаке, взял свои сбережения, вышел из квартиры, поехал на вокзал и купил билет до Москвы. С тех пор он не видел своих родителей, и его это вполне устраивало. Судя по всему, его никто не искал, что тоже радовало. Он снял однокомнатную квартирку на «Юго-Западной», со скрипящими полами, ободранными обоями и старой трухлявой мебелью. И это тоже ему подходило.
Все эти четыре года Денис бесцельно перемещался с одной скучной работы на другую. Продавец, грузчик, менеджер по продажам, курьер – денег с трудом хватало на жизнь. Большую часть бюджета «съедала» квартира. Но Денис не жаловался. Во-первых, его все устраивало. Во-вторых, жаловаться было некому. Единственный его друг (и, скорее, даже не друг, а приятель) Андрюха, живший за пару домов от Дениса, явно не был любителем выслушивать монологи о чужих проблемах.
Дни проходили, не сильно отличаясь друг от друга, – просто череда квадратиков на календаре. Зачеркнул все числа на этом листе? Сорви и заполняй следующий.
И тут на черно-белом экране его жизни появилась цветная рябь. Вполне возможно, ничего интересного, просто разряд статического электричества, но проверить все же следовало.
Двери раскрылись, Денис вышел на станцию «Кропоткинская» и замер. За спиной двери вагона захлопнулись, оборвав голос, объявляющий следующую станцию, на полуслове. Состав тронулся, грохот железных колес стал нарастать вместе со скоростью, а потом быстро сошел на нет, когда поезд исчез в тоннеле. Денис не обращал на это внимания. Все его внимание было приковано к самой станции.
Работая курьером, он часто бывал на этой станции. Успел запомнить шахматную доску коричневых и серых плиток на полу, огромное количество колонн и ярко освещенный белый потолок. В отличие от других станций «красной» ветки, эта отличалась легкостью. Здесь не было намеси архитектурных изысков, превращавших ее в вычурный склеп, низких сводов, навевающих мысли о бункерах советских времен, и мрачных цветов, давящих своей безысходностью.
Сейчас этой легкости не ощущалось. Здесь стало меньше света. Цвета потеряли свое наполнение, поблекли. Станция приобрела мрачность средневекового замка.
Никто не обращал на это никакого внимания.
«Да ну, бред. Все так и было. Станция как станция. Может, раньше лампы были мощнее?» – подумал он.
Выйдя на улицу, он был ошарашен еще больше – храма Христа Спасителя не оказалось на своем обычном месте. Денис почувствовал, как сердце гулко ухнуло в груди и остановилось.
«Этого не может быть. Это…»
Он почувствовал удар в плечо. Из-за спины появилась крупная женщина с каменным лицом. Она не обратила внимания на парня, которого только что толкнула, а просто изменила траекторию и обошла его, шагая по-солдатски четко и уверенно.
Денис снова посмотрел на другую сторону площади Пречистенские Ворота и выдохнул. Сердце застучало в бешеном ритме, как будто наверстывая пропущенные удары. Храм стоял там, где ему положено, но иллюминация полностью отсутствовала. Без ночного освещения, которое превращало Храм и территорию вокруг в остров света и блеска, огромное здание казалось черной дырой.
Денис медленно шагал по четной стороне Остоженки, считая дома. Часы на мобильном телефоне показывали 0.07.
– Второй… четвертый… шестой… – бормотал он себе под нос, выискивая глазами синие таблички с номерами на зданиях.
– Эй, постойте, постойте, – остановился Денис.
На квадратной табличке желтого пятиэтажного дома с застекленными арками на первом этаже стояла цифра «8».
– А где шестой «а»? Черт бы побрал этих московских архитекторов: в двух домах заблудиться немудрено.
Денис развернулся и прошел пять метров в обратном направлении.
«Наверное, дом в глубине, во дворах», – подумал он, но тут же осекся. Табличка находилась в дальнем от Дениса углу здания, но написанное можно было легко разобрать: шестерка, и под ней – маленькая буква «а».
Дом номер шесть «а» оказался облезлым желтым строением, построенным, казалось, еще до рождества Христова. Куцые балкончики и грязные деревянные окна никак не сочетались с отреставрированными и ухоженными зданиями-соседями.
Денис обошел дом и очутился в маленьком дворе, к которому, впрочем, этот термин совершенно не подходил. За неопределенного цвета забором виднелись маленькие высохшие деревца. Их окружала столь же безжизненная серая трава. Ветер гонял по асфальтовой дорожке разный хлам: обертки, листовки, куски газет.
– Двадцать четвертая квартира, – вслух размышлял Денис. – Четырехэтажное здание. Два подъезда. Скорее всего, по три квартиры на площадке. Три на четыре равно двенадцать. Стало быть, двенадцать квартир в подъезде. И получается, что моя квартирка – самая последняя, на последнем этаже второго подъезда.
Довольный своим расчетом, Денис направился ко второму подъезду, чтобы проверить свою догадку.
Впрочем, логика подвела. Денис ввел код, с трудом открыл железную дверь и поднялся на первый этаж. Слабая лампочка, спрятанная в пыльном круглом плафоне, еле рассеивала темноту, окутавшую площадку. Квартир на этаже оказалось всего две: семнадцатая и восемнадцатая. Денис провел рукой по волосам, делая в голове новый расчет. Получалось, в первом подъезде шестнадцать квартир, по четыре на этаж. А во втором – восемь, по две на этаж.
– Маразм какой-то, – пробормотал он и двинулся вверх по лестнице, к квартире, где его ожидал загадочный работодатель.
2
Лана свернула на Остоженку в полвторого ночи. В голову будто напихали бутылочных осколков и время от времени встряхивали ее. Ноги гудели, словно она прошла не два-три километра, а все десять. И ужасно хотелось курить.
«Ну почему со мной происходит эта ерунда? Почему я все время вляпываюсь в дерьмо? Вернулась бы, взяла свои деньги у Ленки, поехала бы домой, купила пачку сигарет и бутылку вина. Взяла бы книжку и сидела бы, читала. Нет же, шарахаюсь ночью в одиночку по городу».
Как только она начинала думать о том, что до дома нужно идти еще не меньше двух часов, желание курить превращалось в невыносимую пытку, заставляющую Лану сжимать челюсть до скрипа в зубах. Она достала разряженный телефон и нажала на кнопку включения. Не надеялась, что вдруг произойдет чудо и тот заработает, но все же попробовала.
«Чертов кирпич! Почему ты сдох именно сейчас?»
Лане хотелось рвать и метать. Сейчас ее все раздражало. Она ненавидела весь мир за то, что она здесь, на Остоженке, так далеко от дома, без денег, без сигарет и без возможности позвонить. Ненавидела Ленку с ее проблемами, ненавидела Ленкиного Сережу с его тупыми дружками, которые смотрели не нее, как дворняги на суку во время течки.
