– Ты, ты… ты муж той…
Он остановился.
– Да, Дима, я муж той женщины, которую вы, суки, ты и твой сраный дружок Филимонов, погубили из-за куска железа.
Виктор с трудом присел около Кондратенко, ухватился за ручку ножа и рванул его на себя. Сперва лезвие не поддалось, а раненый Кондратенко негромко взвыл. Виктор не обратил на это внимания и дернул еще раз. Нож с еле слышным хлюпаньем вышел наружу. Кондратенко положил руки на рану, где растекалось темное пятно, едва различимое при лунном свете, и покорно смотрел на вновь вставшего Виктора.
Погодин хотел сказать умирающему, каково это – лишиться сразу всего за несколько дней, каково это – наблюдать, как мир трещит по швам, разваливаясь на части. Но, как назло, мысли не складывались в слова. Он стоял и молча смотрел на Кондратенко, стоящего на коленях.
Чувства удовлетворения не появилось. Остался только мерзкий осадок, словно он извалялся в грязи.
Кондратенко еще несколько секунд держал взгляд на Викторе, затем его глаза затянуло поволокой, он плавно завалился на бок и замер. Виктор, все еще держа окровавленный нож в руке, стоял над мертвым телом и думал, почему смерть этого ублюдка не приносила облегчения. Ведь получилось именно так, как он себе это тысячи раз представлял. Кондратенко успел понять, за что умирает. Он узнал человека, которому он со своим дружком испортил жизнь и который теперь возвращал должок. Но почему же не стало лучше?
«Потому что вопрос решен еще не полностью. Остался Филимонов», – подумал он, и стало немного легче. Виктор понимал, что после того, как он разберется со вторым, его быстро вычислят, выяснив связь между двумя бывшими заключенными, осужденными за одно и то же преступление на одинаковые сроки. Но это не имело значения. Совершенно никакого. Все, что было после, его не волновало.
Виктор тряхнул головой. В последнее время он частенько уходил в свои мысли, забывая об окружающем мире, а сейчас нужно было двигаться, если он не хотел оставить дело незавершенным. Виктор машинально вытер окровавленный нож о рукав своего пальто и убрал его во внутренний карман.
«Черт, зачем я это сделал?»
Голова плохо соображала, а сейчас как раз требовалась четкая работа мозга. Нужно было следовать первоначальному плану.
Виктор осмотрелся по сторонам и, никого не заметив, ухватился за ворот куртки мертвеца и потянул его в сторону ближайшего бережка. Несмотря на то, что Кондратенко был худым и низкорослым, Виктору казалось, что он тащит стокилограммовую тушу. Пальцы болели и плохо сгибались, поэтому ворот то и дело выскальзывал из перчаток и тело съезжало на землю. Несмотря на холод, Виктор вспотел. Он задыхался, и, как обычно, следом появился кашель. Сухой, болезненный, раздирающий изнутри горло и грудь кашель. В тот день Виктор еще не придавал значения этой боли.
Он тихо бормотал:
– Давай, Димочка, еще немного, и я от тебя отстану. Ну что ж ты такой тяжелый, а? Давай, еще чуть-чуть.
Наконец он дотащил тело до озера и отпустил куртку Кондратенко. Боль от пальцев толчками расходилась по рукам. Виктор еле держался, чтобы не закричать. Он не представлял, как он продолжит начатое, но останавливаться было поздно.
Внезапно за деревьями, в двадцати метрах от озера, раздались голоса. Виктор машинально присел. Коленные суставы возмущенно хрустнули. Смысла в этом не было – даже если случайные свидетели с такого расстояния и не могли увидеть лежащее тело, то уж сидящего на корточках на пустом берегу под лунным светом старика наверняка бы заметили. Получалось, что из-за какой-то загулявшей парочки весь план и выеденного яйца не стоил.
Раздался шорох листьев и веток под ногами. Он приближался. Как и голоса. Виктор сидел, затаив дыхание, не в состоянии даже пошевелиться. Он чувствовал, что не сдвинется с места, даже если эти люди подойдут к нему вплотную. Голова крутила и крутила эту мысль по кругу: «Буду сидеть, даже если они подойдут, буду сидеть, буду сидеть».
Внезапно шорох прекратился. В установившейся тишине Виктор слышал, как в висках отдается стук сердца.
– Оль, по ходу, мы не туда идем, – раздался осторожный, даже немного вкрадчивый, мужской голос. Виктор почему-то представил себе эквилибриста, движущегося по канату в двадцати метрах от пола цирковой арены. Они с Катей и маленьким Славой видели такое в цирке на Цветном бульваре.
«Какая же чушь лезет в голову», – отчаянно подумал он.
– Ну я уже не знаю, – заныл, словно кошка под дверью, женский голос. – Это ты у нас все всегда знаешь: что делать, куда идти…
– Вон дорожка, милая. По ходу, наша.
Молчание.
– Ага, точно, вон и «Летние грезы», – заискивающе продолжил мужской голос.
И, о чудо, парочка стала удаляться, так и не появившись на дорожке возле озера.
Виктор дождался, когда голоса окончательно стихли, и встал. Ноги вибрировали, словно через них пустили не сильный, но чувствительный заряд электричества.
Он оставил труп возле воды и двинулся к недостроенному зданию. Существовал риск, что кто-нибудь появится и увидит мертвеца, но другого выхода не существовало – у Виктора просто-напросто уже не было сил маскировать тело. Он вошел в пустой дверной проем и оказался в полной темноте. Лунный свет освещал небольшой пятачок у входа, но дальше, в глубине, не было видно ни зги. Виктор постоял несколько секунд, привыкая к темноте. Затем, осторожно, выставив руки вперед и ощупывая ногой пол, двинулся вперед. Несколько шагов, и Виктор присел. Пошарив в темноте, он обнаружил то, что искал. Две недели назад, прохаживаясь около озера и изучая местность, он наткнулся на кое-что интересное. Возле стены лежал отколотый кусок бетонной плиты. Совсем небольшой – ничего особенного. Но заинтересовал Виктора не сам этот камень, а петля из арматуры, торчавшая с одного края. Когда он увидел железный прут, обоими концами спрятавшийся в плиту, похожий на подкову, он понял, что действительно собирался сделать то, о чем так долго думал. Он собирался лишить жизни двух людей (если им подходил этот термин), которых он считал недостойными этой самой жизни. Увидев кусок железа, частично спрятанный в кусок камня, он тут же представил себе в красках, как использует все это. Он очень надеялся, что найденная «подкова» будет на счастье. И теперь, спустя несколько минут после убийства Кондратенко, нащупав в темноте ребристый пруток, он еще раз подумал: «На счастье».
Ухватившись правой рукой за петлю, он просунул левую под камень и попытался поднять кусок бетона. Боль пронзила ладони. Виктор закусил нижнюю губу, чтобы не закричать.
«Когда же это все кончится?» – подумал он в отчаянии.
Поднять камень он был не в состоянии. Подумав секунду, Виктор схватился за петлю уже левой рукой, которая болела меньше, и поволок камень по земле. Он тянул и думал, что эта пытка никогда не прекратится, что это Бог насмехается над ним, делая его существование чуть тяжелей. И еще чуть тяжелей. И еще.
«Получится чудесная надгробная плита», – настойчиво повторял он про себя, пока тянул тяжелый камень к трупу Кондратенко. Эта мысль помогала отвлечься от непреодолимого желания остановиться и бросить начатое дело прямо сейчас и здесь.
