Погодина отвлек скрип двери, раздавшийся на третьем этаже. Мысленно отметив третье отступление от обычного хода событий, он положил бинокль на подоконник и развернулся, стараясь прикрыть его спиной. Одновременно достал из-за уха сигарету одной рукой и зажигалку из кармана – другой.
Хмурый старичок, лет на десять старше Виктора, медленно прошаркал по лестничному маршу, ни разу не подняв взгляд на курильщика. Когда внизу хлопнула дверь подъезда, Виктор решил выйти на улицу. Ни к чему привлекать ненужное внимание. Кроме того, до второго тайма оставалось минимум пятьдесят минут. Он последний раз взглянул в бинокль: Филимонов усаживался в кресло, возле которого все уже было подготовлено. Ритуал он совершил, хоть и в спешке. Виктор взял в руки старенький черный «дипломат», стоявший на полу, и, положив на подоконник, открыл. Внутри одиноко лежал штык-нож без ножен. Виктор положил внутрь бинокль и захлопнул «дипломат».
На улице солнце заходило за крыши домов, заливая красным огнем окна квартир. Летнее тепло с каждым днем уступало место сентябрьской прохладе, но еще не сдавалось. Виктор, выйдя из подъезда, прищурился от яркого света. Сейчас его мысли были далеки от чудесного вечера. Он вынул изо рта тлеющую сигарету и выпустил дым. Затем двинулся вперед походкой человека, идущего без определенной цели. Проходя мимо дома Филимонова, он искоса взглянул в окно первого этажа. Виднелась только легкая тень на бежевой занавеске. Погодин прошел мимо в направлении автобусной остановки, скрывавшейся за домом. Он хорошо изучил всю окружающую инфраструктуру. Ему было все равно, вычислит его милиция (он никак не мог начать называть милицию полицией) или нет, но он все равно подошел к вопросу ответственно. Не хотел, чтобы из-за какой-то промашки его план провалился. Постояв на остановке минуты три, он сел на первый подъехавший троллейбус. На следующей остановке Виктор покинул салон и сел на скамейку. Затем аккуратно положил «дипломат» на скамейку рядом с собой. Сигарета отработанным движением перекочевала из пачки в рот, мелькнул огонек зажигалки, и потекло ожидание.
Виктор позвонил. Затем еще раз. А через минуту нажал на звонок в третий раз. Филимонов не отвечал.
– Неужели спит? – пробормотал Погодин себе под нос.
Четвертый звонок, и снова тишина.
Виктор тихо выругался и закашлял. Такого поворота событий он не предусмотрел. Этот ублюдок просто-напросто заснул, не досмотрев матча. Такого с Филимоновым никогда еще не случалось, по крайней мере, в те дни, когда Погодин следил за ним. Опять Бог-убийца шутит свои невеселые шутки?
Оставался всего один шанс на удачное окончание дела. Виктор, держа штык-нож в правой руке, взялся за ручку серой металлической двери и слегка потянул на себя. Дверь оказалось незапертой. Погодин сначала выдохнул с облегчением – еще можно было закончить запланированное, но тут же замер, затаив дыхание.
«Что-то тут не так», – мелькнуло в голове. Раз все шло наперекосяк, то и здесь должен быть какой-то подвох. Он достал нож и прислушался. В квартире раздавался голос комментатора и отдаленный гул толпы.
«Это ловушка, это ловушка, матерь божья, этот гад стоит за дверью и ждет. Он раскусил меня».
Может быть, Филимонов заметил его в пивной. В конце концов, на суде у этого ублюдка было достаточно времени, чтобы запомнить его лицо. А теперь решил поиграть со старым дураком в кошки-мышки.
Когда раздался крик комментатора «Гол!», Виктор встряхнулся. Он стоял в подъезде с ножом в руке и не мог решиться ни на один из возможных вариантов: он боялся зайти, но и не мог покинуть дом, не выполнив своей черной работы. Однако времени на сомнения не оставалось. В конце концов, решившись, он потянул дверь на себя, одновременно выкинув руку с ножом вперед.
Лезвие вспороло пустоту. Виктор подался вперед, потом с трудом поймал равновесие и остановился. В коридоре никого не было. Простейшее, казалось бы, действие, а сердце стучало, как бешеное, и тряслись руки.
Он стоял, пытаясь прийти в себя. Двигаться вперед сил не было. Виктор подумал, что если бы Филимонов сейчас проснулся и вышел в коридор, то он бы увидел полупарализованного старикана, не способного даже поднять нож. И когда Погодин уже подумал, что не сможет сойти с этого места, сердце сжалилось над ним и стало успокаиваться. Через несколько долгих секунд он смог связно мыслить и двигаться. Из комнаты, расположенной справа от входной двери, телевизор вещал голосом комментатора о только что забитом голе. Больше ничего. Виктор медленно, шаг за шагом, начал красться к дверному проему. Слева, под вешалкой, он обнаружил пластмассовый лоток, наполненный газетами. Сверху лежал неаккуратно разорванный белый конверт с красной надписью на латинице, из которого торчал край листа. Слабое зрение не позволило разглядеть отправителя, поэтому Виктор выкинул из головы письмо и сосредоточился на комнате, где…
Оглушающий лязг за спиной заставил его вскрикнуть. Резко обернувшись, он потерял равновесие и упал на спину. Тело пронзила резкая боль.
«Вот и все», – мысль не испугала, но принесла облегчение. И только одно терзало Виктора: он не успел отомстить за свою жену. Не хватило сил.
Виктор, распластавшись по узкому коридору, лежал и ждал, когда раздастся голос Филимонова:
– Что ты здесь делаешь, старая рухлядь?
А потом:
– А я тебя помню, старик. Ты муж той кошелки, что мы завалили. Из-за нее я отсидел восемь лет. Но теперь я хотя бы знаю, кто мне ответит за это.
Но сцена, родившаяся в голове Виктора, как ни странно, не разыгралась наяву: Филимонов так и не появился перед Погодиным.
Виктор открыл глаза, с трудом приподнял голову и посмотрел на входную дверь. Закрыта. Судя по всему, сквозняк, гулявший по подъезду, захлопнул ее. Виктор, не поднимаясь, повернул голову влево и посмотрел в гостиную, напротив которой он лежал. Филимонов спал в кресле – его голова склонилась набок.
Виктор с тихим стоном поднялся. В груди кололо. Он надеялся, что это не сердечный приступ. Конечно, умереть здесь, рядом со спящим и беспомощным убийцей его Катюши, было бы достойной шуткой для Бога.
«Дай мне дожить до того момента, как я убью этого выродка. Дай мне дожить. Я не много прошу».
Держась за дверные косяки, Виктор медленно вошел в гостиную. Он молча приблизился к спящему пьянице, сжимая в правой руке нож. Возле кресла лежали две пустые полуторалитровые бутылки из-под пива вперемежку с пакетиками с надписью «Арахис». Еще две бутылки: одна полупустая, другая еще не открытая, стояли рядом. Справа от кресла разместилась пепельница, наполненная желто-оранжевыми окурками. Рука спящего свесилась прямо над кучкой «бычков».
Итак, ритуал Филимоновым был соблюден. С опозданием или нет, но весь реквизит этого грустного фарса оказался на сцене.
Виктор ударил ногой Филимонова по лодыжке.
– Вставай, дружок, а то все проспишь.
Голос прозвучал достаточно твердо, и это взбодрило Погодина.
– Давай, сукин ты сын, просыпайся.
