Денис открыл глаза. Отсутствующий взгляд, похожий на взгляд человека, разговаривающего по телефону, на миг остановился на лице сидящей рядом Ланы и тут же поднялся выше. Денис опять начал дрожать. Лане показалось, что он к чему-то прислушивается. А потом кивнул, словно соглашаясь с кем-то. Потом тихо пробормотал: «Нет, пожалуйста».
Лана резко развернулась и посмотрела в то место, куда направил взгляд Денис. На миг ей показалось движение, скорее даже намек на движение, но, моргнув, она увидела все ту же кухню: плита, холодильник. Здесь никого не было. Никого. Только она, ее испуганный компаньон и все.
Раздался слабый, испуганный голос, совершенно не похожий на голос Дениса:
– Он сказал, что это последнее предупреждение.
Лана повернула голову и спросила:
– Денис, что тут произошло?
Денис, словно не слыша Лану, продолжил:
– Он сказал, что в следующий раз ответственность будем нести мы вместе. И я… и ты.
– Кто он? Кто он?
Голос Ланы снова начинал срываться в крик.
– Константин Андреевич.
Денис закрыл глаза. Через несколько секунд он спал.
Лана некоторое время сидела, не двигаясь, пытаясь сообразить, что нужно делать. В голову ничего не приходило. Девушка встала, прошла в прихожую, взяла пачку сигарет и вернулась на кухню. Здесь она села у стены рядом с Денисом, прижала к себе ноги и закурила. Это единственное, на что сейчас ее хватало.
10
Виктор крался по прихожей, сжимая в руке штык-нож, а голос комментатора тем временем рассуждал о только что забитом голе. В пластмассовом лотке на пачке газет Погодин увидел надорванный конверт с красными буквами. Сейчас было не до письма, и он перевел взгляд на проход в гостиную.
Сзади раздался грохот, и Виктор резко развернулся. Он понимал, что непременно упадет, но ничего с этим поделать не мог.
Именно так и произошло – он потерял равновесие и рухнул на пол. Боли в спине не почувствовал. Он знал, что боль должна быть, что нельзя упасть и ничего не ощутить, но, тем не менее, ничего не изменилось.
Повернув голову влево, он увидел в гостиной руку, свесившуюся с кресла. Что-то было не так: неуловимо, но совершенно точно. Поднявшись, – это получилось на удивление легко) – Виктор понял, в чем причина: Филимонов был одет в черный костюм. Из-под рукава виднелась черная же сорочка. Погодин медленно, стараясь не издавать ни звука, двинулся по направлению к сидящему в кресле. Вот показалось плечо, еще шаг – и стала видна шея. Виктор замер. Ощущение неправильности происходящего, наконец, обрело форму: в кресле сидел не Филимонов. Длинные, белоснежно белые волосы, спадающие на плечи, и худощавое лицо незнакомца на миг показались старику знакомыми.
Погодин успел сделать еще только один шаг, когда незнакомец открыл глаза. Человек в черном костюме повернул голову и посмотрел в глаза отшатнувшемуся Виктору. Лицо, обращенное к нему, обладало чертами, которые в совокупности создавали ощущение неестественности. Идеально гладкая, молодая кожа контрастировала с уставшим взглядом очень старого человека. Словно глаза жили своей, более интенсивной, жизнью и успели выцвести, пока лицо даже не приобрело морщин.
Человек, сидящий в кресле, холодно посмотрел на него и произнес:
– Ты не жнец, старик. Тебе стоит это знать и помнить. Ты не жнец. Ты всего лишь серп в руках жнеца.
Голос человека пробирал до костей. Виктор попытался открыть рот, но тот не подчинялся. Разум бился в истерике: «Беги…беги…беги», но команды мозга не доходили до нервных окончаний, словно холод, который источало это существо, заморозил тело Виктора. А человек, оказавшийся здесь вместо пьяницы Филимонова, тем временем встал и вплотную подошел к Погодину. Виктор оказался на голову ниже этого существа, его взгляд уперся в пуговицы черной сорочки, но каким-то чудом он все же видел неподвижное лицо незнакомца. Две руки крепко взяли Погодина за плечи. Виктор почувствовал, как холод пробирается по его венам, как немеет кожа и дубеют мышцы от этого прикосновения. Голос то ли сверху, то ли спереди произнес:
– А пока еще ты можешь, старик, проснись…
И резко встряхнул тщедушное тело, словно податливую резиновую куклу.
Виктор распахнул глаза, пытаясь сдержать рвущийся из груди крик. Скрюченные артритом руки вцепились в одеяло. Сердце буквально выпрыгивало из груди, заходясь в бешеном ритме.
«Кошмар, это всего лишь кошмар», – постарался убедить себя он, но один момент не позволял выкинуть чудовище из головы – белокурый незнакомец был знаком Виктору. Он его уже видел.
Холод, преследовавший его во сне, никуда не пропал, и через секунду Виктор понял, в чем причина, – он не закрыл балкон. Вчера вечером он вернулся домой, и сил хватило только на то, чтобы наспех раздеться и упасть в кровать. Он даже не укрылся одеялом. И теперь старые кости пробирало утренней прохладой.
Виктор подумал о том, чтобы встать и закрыть дверь на балкон, но вместо этого он неуклюже достал из-под себя одеяло и накрылся им. Затем вслепую, в темноте, протянул руку к тому месту, где должна была стоять табуретка. Нащупав зажигалку и пачку сигарет, он достал одну и закурил. Не убирая палец с клапана зажигалки, он подвел огонек к лежащим часам. Полчетвертого утра. Стрелки потеряли четкость, когда Виктор выдохнул из легких едкий дым, и пропали вовсе, когда погасло пламя зажигалки.
Через минуту начался кашель. Он находил волнами, подступая, затем слегка успокаиваясь, но только для того, чтобы вновь, с новой силой, накрыть несчастного курильщика. Горло рвало изнутри, в груди словно торчал раскаленный прут, руки и ноги выкручивало от судорог. И в момент, когда Виктор мысленно констатировал, что это последняя сигарета в его жизни, кашель начал стихать.
Отдышавшись, Виктор встал и на ощупь двинулся на кухню. Там он щелкнул выключателем, испугав лежавшую на полу Мурку, бросил «бычок» в раковину и поставил на плиту чайник.
Сон не шел из головы. У Виктора бывало так, что снится что-то знакомое, но знакомое не в реальной жизни, а в одном из предыдущих снов. Словно в его спящем сознании создавался маленький изолированный мирок, где появлялись свои постоянные жители, неизменные места и укоренившиеся традиции.
После смерти жены и сына он старался спрятаться от бессмысленного существования. Только месть не отпускала его окончательно, но сейчас и она ушла. Стало быть, осталось немного. Эта мысль не радовала, не пугала, а просто была. Всего лишь переход из одного дерьмового мира в другой. Возможно, там он встретится со своими родными, но, особенно если существуют ад и рай, шансы очень малы. Он уже прикрыл себе дорожку наверх, убив Кондратенко.
И раз его душу уже очернило убийство, то еще один небольшой грешок ничего не изменит.
Вода вскипела. Виктор налил себе кофе. Безвкусное пойло, но оно немного его разбудило. Сердце от полученного кофеина судорожно застучало, отдаваясь болью в груди.
