А тот, откусив кусочек хрусткого гриба, задумчиво поднял взор и бессовестно тянул паузу. Анютка извелась вся, но виду не подавала. Матвей, глянув на нее коротко, усмехнулся и мечтательно сказал:
– Эх, сейчас бы картошечки…
И тут же к миске потянулись ложки, зазвучали шуточки… И глядя на веселую суету, Матвей наконец поверил – заготовка началась…
Глава 8
Заготовка шла своим чередом. Парни ежедневно ходили в тайгу и несли, несли грибы. Крутобокие боровики и крепкие грузди, ароматные лисички и красноголовые подосиновики, липкие маслята и зеленеющие на срезе запашистые рыжики. Здешняя тайга была изобильна и щедра к своим. А девчата знай себе солили и варили грибы, наполняли добрые березовые кадки. Часть грибов шла на сушку. Для этого Матвей расстелил на крыше большой кусок грубого полотнища и приколотил его по углам теми же сосновыми гвоздями. Очищенные от мелкого лесного сора и нарезанные пластиками грибы выкладывались на солнце после того, как солнце испарит росу, и убирались под крышу на ночь. За пару дней грибы высыхали до нужной кондиции.
Все втянулись в ставшую уже привычной круговерть таежных будней. Утро начиналось со всеобщей побудки – Игнат на гармони изображал залихватские переливы, весело притопывая босой ногой по утрамбованной земле. Умывались, завтракали и принимались каждый за свои дела.
Павка так и прижился в качестве подсобника, в тайгу не ходил. Матвей все ждал, когда же он запросится вместо кого-нибудь в тайгу, но нет. Павка упорно тянул свою работу: колол дрова, таскал воду, резал грибы и кучу еще чего делал по стану. И Матвей смирился. Тем более что работу свою Павка делал хорошо и стан держался благодаря и его усилиям тоже.
Девчата брались за готовку и переработку подготовленных с вечера грибов. Анютка оказалась очень толковым организатором. Всех она приставила к делу. Круглолицая смешливая Даренка и худенькая Тайка, спокойная русоволосая с удивительной чистоты синими глазами Алёнка и веснушчатая, рыжая, бойкая Алька, чернявая, с мелодичным голосом и всегда печальными глазами Майка – всем нашлась работа. Кто-то кашеварил на всю ватагу, кто-то резал грибы, кто-то их варил и раскладывал по кадушкам.
В первый же день Анютка наказала Матвею:
– Смородиновый лист берите, больше берите. Очень он в груздях и рыжиках хорош, да и чай с ним вку-у-усный. – Она мечтательно закатила глаза и звонко рассмеялась.
– Ску-у-у-усный, – передразнил ее Матвей и пошел в тайгу.
Он шел легко, упруго, хвоя пружинила под ногами. Вокруг заливались щебетом птицы и гудела мошкара. Утро выдалось душным, все говорило о скором ненастье. Здесь, в горах, грозы всегда случались яростными, громкими и быстрыми, и Матвей хотел успеть вернуться до дождя. Торба уже привычно оттягивала плечи, винтовку он нес в руке. Серко челночил где-то впереди, изредка оглядываясь на друга.
Отойдя от стана уже на приличное расстояние, Матвей услышал за спиной ружейный выстрел, потом еще один. Звук донесся со стороны зимовья. Серко насторожился, а затем стелющимися прыжками рванул в ту сторону. Матвей скинул торбу и побежал следом, на ходу загоняя патрон в патронник, но у него это плохо получалось.
Серко уже был там и отчаянно рычал на кого-то. Он вообще почти не лаял – просто смотрел в глаза и показывал внушительные клыки. Матвей, предполагая самое худшее, наддал ходу и ворвался на стан запыхавшись. Глазам его предстала следующая картина: Павка, держась за скулу, сидит на земле. Девчата сгрудились у печки. Анютка с ружьем в руках стоит перед грязным оборванным мужиком, заросшим колючей бородой до самых глаз. Серко застыл между ним и Анюткой, не сводя с чужака бешено сверкавших глаз и низко рыча.
Матвей на мгновение невольно залюбовался Анюткой – гордая, статная, глаза сверкают, губы решительно сжаты, ружье держит крепко (неважно, что разряжено)…
Мужик, увидев Матвея, дернулся было в сторону, но Серко зарычал громче, и чужак застыл.
Матвей подошел, не сводя с мужика настороженных глаз, и спросил у Павки:
– Он тебя ринул?
Павка кивнул, поднимаясь и потирая красную скулу. Матвей глянул на Анютку:
– Цела? Не обидел тебя?
– Н-нет, – Анютка вдруг растеряла всю решимость и готова уже была расплакаться.
Матвей повернул злые глаза на чужака:
– За что ударил, ты?
– А ты мне не тычь, сопля, – чужак осмелел, поняв, что взрослых рядом не наблюдается.
Матвей сплюнул под ноги и сказал:
– А ведь могу и пристрелить тебя. Тайга – закон. Садись на землю, говорить будем.
Внутри у Матвея все тряслось. От страха, от злости, от Анюткиного напуганного взгляда…
Чужак не спешил садиться. Он осматривался по сторонам, высматривая что-то.
– Сядь! – Голос Матвея хлестнул по нервам всех собравшихся, даже Серко уши прижал.
Чужак усмехнулся недобро и сел под сосной, скрестив ноги. Серко подшагнул к нему чуть ближе, готовый броситься в любой момент. Матвей спросил у Павки:
– Как было?
– Я дрова колол, когда этот из леса вышел. И сразу к котлу, на нас не глядел даже. Я ему говорю: «Дядь, ты чего?» А он мне по мордам. Тут Анютка ружье хвать и выстрелила в небо. А потом еще раз зачем-то…
Анютка вступила в разговор:
– А чего мне было делать? Он Павку вон треснул, а мне чего? Я знаешь как напугалась… – и покраснела.
Матвей повернулся к чужаку. Тот так и сидел, привалясь к сосне и прикрыв глаза.
– Эй, дядь, ты кто? – страх окончательно уступил место злости.
– Дед Пихто. Ты кто, чтоб я тебе отчет давал?
– Ты, дядь, не зли меня. Колено прострелю – далеко ты уйдешь? Говори подобру…
Чужак заговорил, все так же не открывая глаз:
– Заблудился я. От обоза отбился. Две недели уж хожу, изголодался. Вот и рванул к котлу, как съестной дух учуял…
Матвей внимательно смотрел на чужака, и не очень ему верилось в его историю. Хотя… всклокоченные волосы, грубой ткани серая нательная рубаха, грязные портки, борода до самых глаз, натруженные руки со сбитыми костяшками… на ногах странные следы. Каторжанин, не иначе. Та-а-ак, что же с ним делать?
Матвей поднялся, подошел к печке, заглянул в котел. Потом повернулся к Анютке:
– Накормить надо бы.
А потом к чужаку:
– А ты мог бы и попросить, чай не отказали бы в еде…
Серко всюду ходил за чужаком, который назвался Бирюком. Хм, ну Бирюк так Бирюк. Бирюками всегда называли нелюдимых мужиков, не любящих людей. Накормив Бирюка, Матвей сказал:
– Пора тебе. С нами тебе делать нечего. Вздумаешь вернуться – Серко учует. Иди добром.
А внутри все сжалось. А ну как откажется? И чего тогда с ним делать? Как прогнать? Не стрелять же? Человек все же…
