Матвей стоял, заворожено открыв рот – настолько красив и могуч был этот глухарь. Отец, услышав переполох, подошел к Матвею:
– Что тут у вас?
– Большой такой, черный, крылья во! – принялся сбивчиво рассказывать Матвей, широко разводя руки и возбужденно блестя глазами.
– Глухарь – главная птица в тайге. Он может лису ударом крыла убить, очень грозный противник.
Матвей только удивленно головой покачал – это ж какой силищей надо обладать птице, чтобы лису победить!
…Лошадь тянула телегу, мерно взмахивая головой и пофыркивая. Серко то исчезал, то появлялся вновь. Тайга вокруг жила своей бурной весенней жизнью. Оглушительно гомонили птицы, по соснам с ветки на ветку прыгали белки. Один раз Серко загнал на сосну полосатого бурундука. Тот гневно сверкал глазами-бусинками и цокал, глядя на Серко сверху вниз…
До зимовья добрались, когда солнце уже пересекло полуденную черту и вовсю обливало плечи сосен теплыми лучами. Корье было на месте, дверь прикрыта и подперта колом, как они ее и оставляли. Все было нормально. Они быстро перетаскали привезенный припас, разместили в лабазе. Лабаз у них был знатный – небольшой крытый сарайчик на высоте четырех метров, между тремя соснами. Никакой зверь не доберется!
Заночевать решили в зимовье – на пасеку вернулись бы только к ночи. Да и отец задумал показать Матвею глухариный ток недалеко от зимовья.
Проснулись затемно. Быстро перекусили, выпили чаю и отправились к току. Идти было легко, хоть и темно вокруг. Матвей уже начинал понемногу привыкать к таежной жизни, и она ему нравилась.
Внезапно отец сделал ему знак – тихо! И крадучись пошел вперед маленькими шажками. Матвей пошел следом, стараясь не шуметь и боясь даже дышать. И услышал впереди: «Чок-чок-чок». Отец подманил его к себе, прижал палец к губам, и отвел вниз ветку. Матвею открылась небольшая круглая полянка. В центре лежала замшелая пихта, и по ней гордо вышагивал глухарь: большущий, черный как смоль. Он задирал голову и чокал, тряся бородой, расправив хвост и крылья. Напротив него по земле ходил второй глухарь, и тоже чокал. У отца на плече висела верная берданка, но он не снимал ее – не собирался стрелять. И глядя на этих красивых птиц, Матвей понимал причину. Зачем губить такую красоту? От голода они не страдают, а стрелять просто так, ради озорства? Нет, этого они делать не станут. Постояв немного и понаблюдав за токующими глухарями, они так же бесшумно пошли назад, стараясь не потревожить птиц.
Вернувшись к зимовью, плотно позавтракали вкусной распаренной кашей и отправились на пасеку. Нужно было проверить, как обжились пчелы на новом месте, да и домой собираться – дел накопилось за эти пару дней достаточно…
Глава 4
В это утро все казалось Матвею необычным. И яркое жаркое солнце, которое с самого рассвета заливало все вокруг горячими лучами, и легкий ветерок, доносивший со двора в открытое окно запахи трав, теплого хлеба, молока и меда. И даже перебрех соседских собак (Серко обычно в этих забавах не участвовал) был каким-то непривычным. А все потому, что у Матвея сегодня – именины. Он никогда особенно не ждал этого дня до самого его прихода. Но утром каждый раз его охватывало какое-то радостное томление, предчувствие чего-то необычного. И это утро не стало исключением. Матвей лежал на лавке, мечтательно уставясь в потолок. В это утро его не подняли ни свет ни заря, как обычно это бывает в деревне. Отец сам задал корма и прибрал в хлеву, а мама затеяла праздничный обед и вовсю гремела чугунками.
Матвей вскочил, быстро размялся и побежал на двор, умываться. Ох и бодрит же дождевая водичка из большой деревянной бадьи, стоявшей под сливом. Ухая и вскрикивая от прикосновений холодной воды, Матвей умылся до пояса – так же, как любит делать его отец (он хотел быть на него похожим), растерся докрасна и пошел в дом. Мама ласково потрепала его по макушке испачканной в муке рукой и тут же приставила к делу – тесто вымешивать. Большое, пышное, тесто прокатывалось под руками, становясь упругим. Знатный будет пирог! Отец же уехал куда-то, оседлав лошадь – видно, дела.
За окном раздался громкий свист – это Игнашка, соседский паренек, пришел звать Матвея на улицу. Видимо, он со своими делами по дому уже справился, и теперь сгорал от нетерпения первым из уличанских поздравить именинника. Мама лукаво глянула на Матвея, проверила тесто и сказала:
– Беги уж. Заждались тебя поди.
Матвей звонко чмокнул ее в щеку и рванул на улицу, споткнувшись в сенях о пустое ведро и чуть не выкатившись кубарем под ноги Игнашке.
Игнашка стоял на дворе, на почтительном расстоянии от лежавшего у будки Серко (его никогда не привязывали, не хотели унижать друга). Увидев Матвея, он обрадованно улыбнулся, а потом, как-то неловко, смущаясь, протянул ему руку:
– С днем рождения что ли?
– Что ли, – Матвей в ответ крепко пожал его руку.
Они только недавно научились обмениваться рукопожатиями, подсмотрели у старшаков. К слову, старшаки недавно побывали в Бийске и многое там видели. Большие дома каменные, большие обозы и даже дам в шляпках! Но малькам, как они презрительно называли Матвея и его сверстников, они этого, понятно, не рассказывали – еще чего. Но Игнашка очень был пронырлив и всегда все узнавал самым первым. Был у него такой талант – оказываться в нужном месте в нужное время.
И однажды благодаря этой своей привычке он спас всю деревню. Что его понесло на Лешачий луг – никто не знает. Даже по названию судя, место это особенной любовью не пользовалось, хотя и располагалось совсем рядом с деревней. Поросший бурьяном и чертополохом, Лешачий луг был просто непроходим. У мальчишек даже было такое соревнование – прохождение луга насквозь на скорость. А потом полдня выбирали колючки из одежды и волос. В тот раз Игнашка – тощий, юркий, с волосами цвета спелой пшеницы и в веснушках по самые уши – прибежал в деревню, заполошно крича и размахивая руками.
Отец Матвея увидел его первым (их двор был ближе всего к лугу), встряхнул за плечи и сказал строго, глядя в глаза:
– Говори толком. Ну!
– Пал! Там пал! – Игнашка тыкал пальцами в сторону луга. Отец Матвея все понял сразу. Повернулся к Матвею:
– Беги по деревне, поднимай народ,
Потом к Игнашке:
– Не обгорел?
– Не. – Игнашка уже отдышался и горел желанием чем-нибудь помочь.
– Тогда беги к старосте, понял?
Игнашка мотнул головой и помчался по пыльной дороге, взбивая пыль босыми пятками.
А отец Матвея, схватив лопату и топор, побежал на луг.
Матвей метался по деревне, срывая голос, поднимал народ. Мужики подхватывались сразу, брали лопаты и бежали бороться с палом. А Матвей несся дальше. В голове его крутилась только одна мысль: «Только бы батька не сгорел». И сердце тревожно трепыхалось, сбиваясь с ритма, мешая дышать.
Обежав деревню, Матвей бегом рванул в сторону луга, над которым уже виднелся столб густого дыма. Запах гари становился все сильнее, и дышать делалось просто невозможно. Стена оранжевого огня шла на деревню, пожирая сухой бурьян метр за метром. Это грозило большой бедой, и мужики спешно копали сухую неподатливую землю, пытаясь остановить пал. А старшаки подрубали бурьян навстречу палу, растянувшись цепочкой. Жар стягивал кожу на лице и сушил губы, моментально высушивал пот и заставлял курчавиться волосы. Матвейка завороженно смотрел на огонь и больше не переживал за отца – мужики работали слаженно…
