— Потом… потом меня отвезли на рынок… отдали торговцу… а тот… тот сказал, что я уже порченый товар и… все равно взял, потому что его людям нужна была женщина… я умоляла пощадить, но никто не слушал. Они все виноваты, понимаешь?
— Понимаю.
В красных глазах стояли слезы.
— Я просила оставить меня… просто оставить… хотя бы ненадолго, но… только смеялись… и тогда… я очень захотела, чтобы их не стало. Никого. Я… я захотела, и вот…
Она обвела город.
Пустые улицы.
Мертвые дома. Берег, который непостижимым образом был виден. И хотя это само по себе невозможно, но я при желании могла различить и пену, и сизоватые переливы волн.
— Мне жаль, — сказала я тихо и, повинуясь порыву, обняла чудовище. А она всхлипнула и, уткнувшись в плечо, пожаловалась:
— Я не могу уйти…
— А ты хочешь?
— Да…
Я ведь могу увести ее, но как…
В храме Дзегокудаё она получит свободу… и тело бы найти… останки наверняка сохранились, и если похоронить их, соблюдая все обряды, то… быть может… шанс есть…
— Ты… — слезы текли по белому лицу и таяли в тумане, — ты только осторожно… я не всегда помню себя… и еще не люблю мужчин. Мужчины злые… и больно делают. Я больше не позволю сделать мне больно.
И это все осложнит.
Одну меня тьеринг не пустит. А вдвоем…
Я вздохнула.
И поцеловала девочку в лоб. Чудовище? Быть может… но и появилось оно не само собой. Пусть упокоится ее душа с миром, а я… я сделаю, что могу…
В свитках все-таки нашлось кое-что полезное.
Сперва я пропустила это, приняв за обычный список покупок, но… потом поняла, что здесь не принято составлять подобные списки. Бумага слишком дорога, не говоря уже о шелке. А раз он, пусть и на выцветшем листе, существовал, значит, был важен.
…белое кимоно.
…и пояс.
…рисовые колобки. Свечи. Кинзаси… и легкий силуэт, выведенный выцветшей тушью.
Выходит, он видел ее?
Жаль, я не спросила.
Видел и уцелел… и понял, что должен сделать. Этот список, полустертый, местами и вовсе нечитаемый, — то, что нужно для правильного погребения. И мне стоит последовать мудрому совету.
И может, они действительно встречались, и призрак… или уже демон? Дух неупокоенный? Не важно, она рассказала то, что знаю я.
Я потерла слезящиеся глаза: ночной сон не принес мне отдыха, напротив, я чувствовала себя безмерно уставшей. Однако солнце уже встало, и мне было пора.
Итак, если отрешиться от одной трагедии, то…
…большой человек, который приезжал в город… кто он? Сейчас это уже не имеет значения, а вот сотню лет тому, когда человек этот был жив и при власти… мог ли прадед Кэед начать расспросы? Выразить свое недовольство? Вообще сделать что-то, что вызвало бы подозрения? Нет, в смерти города и девушки его было бы сложно обвинить, избить сопротивляющуюся рабыню — это вариант нормы… отдать ее… продать… он в своем праве, кто ж знал, что душа преобразится?
С одной стороны.
А с другой — погибший город и торговля людьми, в которую представитель Императора мог сунуть излишне любопытный нос. Если он не ограничился делами города, то…
Похоже на то.
Император вряд ли обрадовался бы, узнав, что Наместник или кто-то из ближайшего его окружения продает и без того немногочисленных подданных.
Это… опасно.
А город… что ж, полагаю, недалеко возник другой, и дело продолжилось, пусть и не с прежним размахом. Горько?
Надо поинтересоваться, где можно приобрести белое кимоно.
Хотя… я знаю, кто продаст мне достойное.
Госпожа Гихаро нисколько не удивилась.
— Похвальное благоразумие, — сказала она, окинув меня внимательным взглядом. — В наше время мало кто задумывается о будущем, оставляя хлопоты родственникам, которые не всегда бывают внимательны к нуждам покойного.
Я хотела сказать, что умирать в ближайшем будущем не собираюсь, но замолчала.
Какая разница?
А молчаливые девушки разостлали передо мной четыре наряда, и все четыре были диво до чего хороши. И траурный белый цвет, такой строгий, такой яркий, такой… нежный, вместе с тем не портил их. Перламутровый шелк и белая нить.
Скорбный узор.
И страх, внезапно проснувшийся. Что я делаю? Это дурная примета, покупать погребальный наряд, если в доме нет мертвеца… и не может ли статься, что я сама его…
Нет.
— Вот это. — Я погладила первое платье, расшитое мелким бисером. — И пожалуйста, выберите к нему все, что нужно… для юной девушки…
Приподнятая бровь.
Удивление.
И ему не позволено помешать. Госпожа Гихаро исчезает, а помощница несет то, что нужно… мой кошелек, и без того не слишком увесистый, становится почти невесомым.
Так нужно…
…и еды…
…ее стоит заказать заранее, но тогда, когда будет известно, когда мы отправляемся… а у меня есть еще одно дело.
ГЛАВА 44
Дом моей матушки располагался если не в самом цен тре города, где стояли дома людей благородного рождения и близких к Наместнику, то в самой черте его, выделяясь среди прочих красными крышами. Изогнутые крылья их сияли на солнце, истаявший снег омыл их, добавив света.
Высокая ограда.
И псы за ней… раньше она не держала собак, утверждая, будто боится их куда больше, нежели грабителей. А теперь вот… мой призрачный страж ворчит, и пара огромных зверей, заслышав его, замолкают. Они падают на брюхо и ползут, к немалому удивлению слуги.
Этого не знаю.
Мрачного вида мужчина, который одарил нас с Араши крайне неприязненным взглядом. Будто ножом полоснул.
И второй выглядывает из конюшни… его лицо перечеркнуто шрамом, который разбил губу надвое, и части срослись неровно, отчего похоже, будто слуга кривится в улыбке.
Третий…
Он держится в тени дома.
Идея больше не кажется мне привлекательной, но отступать поздно. А во дворе появляется колдун. Мы кланяемся, не спуская друг с друга внимательного взгляда, и тень его дрожит, а после тает.
— Будь осторожна, маленькая глупая женщина. Не слишком полагайся на свой дар, — говорит он шепотом, когда я оказываюсь достаточно близко, чтобы услышать. — Не все, что ты видишь, сокрыто… и явное порой явно, а гора является горой, не драконом…
Он улыбается.
Безмятежно.
И прячет руки в широких рукавах кимоно. А я вдруг ловлю себя на мысли, что исиго еще молод, пожалуй, ровесник нашего, если не моложе. Сегодня он был с непокрытой головой, и я обратила внимание на тонкие седые прядки в волосах. И на белые же шрамы, покрывавшие щеку…
