Пит ждал, но Видаль продолжал молчать. В конце концов гость вынужден был заставить себя произнести намертво вбитую в память ритуальную формулировку, зная, что Видаль, как исповедник, волей-неволей обязан будет ему ответить.
– За все это и за все мои прошлые прегрешения, – сказал Пит, – я прошу у Господа простить меня. Вы отпустите мне мои грехи, святой отец?
– Как ты смеешь! Насмехаться над святым таинством исповеди – это серьезное преступление!
– Это не входило в мои намерения.
– И тем не менее ты произносишь слова, которые, по твоему же собственному признанию, полагаешь не имеющими никакой ценности. Если, конечно, ты не одумался и не вернулся в лоно истинной церкви.
– Прости меня. – Пит на мгновение уткнулся лбом в решетку. – Я не хотел тебя обидеть. – Он помолчал. – Тебя не так-то просто найти, Видаль. Я писал тебе несколько раз. Всю зиму в Тулузе я надеялся увидеть тебя. – Он снова помолчал. – Ты получал мои письма?
Видаль ничего не ответил.
– Вопрос в том, с чего ты вообще вдруг стал меня искать. Что тебе нужно, Пит?
– Ничего. – Пит вздохнул. – По крайней мере… я хотел бы объясниться.
– Извиниться?
– Объясниться, – повторил Пит. – То недоразумение между нами…
– Недоразумение?! Ты так это называешь? Так вот как ты успокаивал свою совесть все эти годы?
Пит положил ладонь на перегородку.
– Ты до сих пор злишься.
– Тебя это удивляет? Я любил тебя как брата, я доверял тебе, а ты отплатил мне за любовь, похитив…
– Нет! Все было не так! – воскликнул Пит. – Я знаю, ты считаешь, что я предал нашу дружбу, Видаль, и да, все улики указывают на это. Но, клянусь честью, я не вор. Я много раз пытался найти тебя и положить конец разладу между нами.
До Пита донесся вздох Видаля. Внезапно его охватила надежда, что его слова пробили броню его друга.
– Как ты узнал, что я в Каркасоне? – неожиданно спросил Видаль.
– От служки из Сен-Этьена. Я заплатил ему за эти сведения кругленькую сумму. С другой стороны, я щедро платил ему и за то, чтобы он передавал тебе мои письма, а он, похоже, этого не делал.
Рука Пита скользнула к кожаной суме, переброшенной через плечо. В Каркасон он прибыл по другому делу. Лишь по странному стечению обстоятельств, уже окончательно утратив всякую надежду когда-нибудь снова увидеть Видаля, он случайно заметил его. Чем еще это могло быть, как не стечением обстоятельств? Тех, кто знал, что Пит находится в Каркасоне, можно было пересчитать по пальцам одной руки. В подробности своего путешествия он никого не посвящал. Ни одна живая душа не знала, где он остановился.
– Все, чего я прошу, Видаль, – произнес он твердо, – это час твоего времени – или полчаса, если ты не можешь уделить мне больше. Наша ссора лежит у меня на сердце тяжким бременем.
Пит умолк. Он знал, что, если на его друга слишком сильно давить, результат будет ровно противоположным ожидаемому. Он чувствовал, как сильно бьется у него сердце в ожидании ответа. Все слова, высказанные и невысказанные за время, прошедшее с той ссоры, которая положила конец их дружбе, казалось, висели в воздухе между ними.
– Это ты украл плащаницу? – спросил Видаль.
В его голосе не было ни намека на теплоту, и все же в душе у Пита вспыхнула крошечная искорка надежды. То, что Видаль вообще задал этот вопрос, означало, что у него были сомнения в виновности Пита в том деянии, которое ему инкриминировали.
– Нет, я ее не крал, – отозвался он ровным голосом.
– Но ты знал, что ее собираются украсть?
– Видаль, давай встретимся где-нибудь в другом месте, и я попробую ответить на все твои вопросы, даю тебе слово.
– Даешь слово? Слово человека, который уже признался в том, что клятвопреступничал? Твое слово ничего не стоит! Спрашиваю тебя еще раз. Даже если это не твоя рука забрала плащаницу, ты знал, что это преступление готовится? Да или нет?
– Тут все не так просто, – сказал Пит.
– Тут все именно что просто. Ты или вор – пусть только в мыслях, а не на деле, – или твоя совесть чиста.
– В мире вообще нет ничего простого, Видаль. Уж кто-кто, а ты, как священник, должен это понимать. Прошу тебя, друг мой. – Он помолчал, потом произнес эти слова еще раз, только по-голландски: – Alsjeblieft, mijn vriend.
Видаль по ту сторону решетки отшатнулся, и Пит понял, что его слова достигли цели. В студенческие годы он научил Видаля нескольким фразам своего родного языка.
– Это был нечестный прием.
– Позволь мне высказаться в свое оправдание, – ответил Пит. – Если мне не удастся убедить тебя переменить свое мнение обо мне к лучшему, тогда даю слово, что я…
– Что? Сдашься властям?
Пит вздохнул:
– Больше тебя не потревожу.
Он мысленно прикинул, чем планировал заниматься в ближайшие часы. На полдень у него была назначена встреча, но после нее он волен был располагать своим временем по собственному усмотрению. Изначально в его намерения входило немедленное возвращение в Тулузу, но, если Видаль согласится с ним поговорить, отъезд можно отложить до завтрашнего утра.
– Если ты считаешь, что разговаривать здесь, в Ситэ, не слишком благоразумно, приходи в Бастиду. Я остановился в пансионе на улице Марше. Хозяйка, мадам Нубель, вдова и умеет держать язык за зубами. Нам никто не помешает. За исключением часа после полудня, я буду там весь день до самого вечера.
Видаль рассмеялся:
– Ну уж нет. В Бастиде куда с большим сочувствием относятся к людям твоих убеждений, нежели моих. В своей сутане я буду бросаться в глаза. Я не рискну туда соваться.
– В таком случае, – не желая сдаваться, сказал Пит, – я приду к тебе домой. Ну или куда тебе будет удобно. Назови время и место, и я приду.
Пальцы Видаля вновь начали ударять по видавшей виды перегородке. Пит от души понадеялся, что его старый друг не утратил былого любопытства. «Это опасное качество для священника», – предостерегали их наставники из Коллежа-де-Фуа, где столь высоко ценились подчинение и послушание.
– Я умею сливаться с окружением, – заверил его Пит. – Меня никто не увидит.
Глава 5
Стук костяшек стал громче, настойчивей. Потом так же внезапно Видаль остановился.
– Ладно, – произнес он.
– Dank je wel, – практически беззвучно выдохнул Пит. – Спасибо. Где мне тебя искать?
– Мои покои располагаются на улице Нотр-Дам, в самой старой части Ситэ, – ответил Видаль. Теперь, приняв решение, он больше не тянул с ответами. – Изящное каменное здание, в три этажа высотой, так что не ошибешься. За домом есть небольшой садик. Ворота будут не заперты. Приходи после вечерни, в этот час на улице не бывает почти ни души, но предприми все возможные меры, чтобы не попасться никому на глаза. Все возможные меры. Никто не должен связать нас друг с другом.
