Пухов нервничал. В октябре ему должно было исполниться девяносто семь. Девяносто семь, а эликсир еще не создан! И ведь с каждым днем растет риск помереть.
– «Укажешь ли ты мне такого, кто ценил бы время, кто знал бы, чего стоит день, кто понимал бы, что умирает с каждым часом?» А, козлище? Как сказано точно! «В том-то и беда наша, что смерть мы видим впереди; а большая часть ее у нас за плечами, ведь сколько лет жизни минуло, все принадлежат смерти. Поступай же так, мой Луцилий, как ты мне пишешь: не упускай ни часу. Удержишь в руках сегодняшний день, меньше будешь зависеть от завтрашнего. Не то, пока будешь откладывать, вся жизнь и промчится. Все у нас, Луцилий, чужое, одно лишь время наше».
Пухов откладывал книгу, пропускал по пищеводу несколько капель целительной «Бехеровки» и продолжал:
– Вот так-то, товарищ номер 2! Время – наше! Терять мы его с тобой не будем, брат. Подождем еще месячишко, другой, и – с Богом! Кто не рискует, тот не молодеет! Я люблю-ю-ю тебя, жи-и-изнь…
Идиллия оборвалась внезапно. Когда однажды утром Пухов спустился в мавзолей, то обнаружил товарища номер 2 мертвым. Самым поразительным было, что шимпанзе исхитрился повеситься на собственном хвосте, завязав его узлом на решетке клетки. Миллиардера это событие повергло в транс. А вот Титов встретил самоубийство обезьяны со стоическим хладнокровием.
– Редкий случай, – прокомментировал он это по скайпу. – Обычно в природе такое бывает у китов, дельфинов. Они тоже умные. Кстати, что характерно – жители океана. А наш товарищ в какой-то степени приближался к ним. Я имею в виду и генный состав эликсира, и его последние гастрономические привязанности.
– И что теперь? – подавленно спросил Пухов. – Вместо вечной жизни этот козлище предпочел самоубийство. Объяснитесь, господин хороший! Какой прок от вашего эликсира, если он толкает на этакое?
– Дело не в эликсире, – успокоительно проговорил Титов. – Один случай еще ничего не доказывает. Мало ли причин для стресса? Посудите сами: жили бы вы, например, у шейха в зоопарке…
– Но-но!
– Простите, это я так, фигурально… Жил бы кто-то в комфортных условиях, общался, резвился, питался обычной своей пищей, бананами… И вдруг бац! Перевозят его ни с того ни с сего в подземелье, где не с кем и поговорить-то. Что-то вкалывают, а потом – на, ешь морепродукты! Не всякий выдержит, уважаемый Юрий Ильич. Вот и сломалась психика. А что вы думали? Я же говорю, что они почти такие же, как мы! Только с хвостом.
Титов помолчал, и добавил:
– Срочно нужны новые товарищи. Мы на правильном пути!
Глава 7
Будь ты проклят!
Ксения руководила Фондом уже почти полгода. За это время она полностью освоилась в новой должности и вошла во вкус исследовательской работы. Особенно ее интересовали тихоходки, и, невзирая на неприязнь к мелкорослому Титову, она большую часть рабочего времени проводила в его отделе. Там она, в основном, просто смотрела за действиями других при проведении опытов да помогала лаборантам готовить оборудование.
Девушка загорелась идеей включения генов тихоходок в геномы сельскохозяйственных культур, чтобы повысить их засухоустойчивость. Она рассчитывала внести исследования по этой тематике в план НИОКР лаборатории уже на следующий год. Впрочем, ей интересно было и просто наблюдать за бытом полупрозрачных «водяных мишек» со смешными мордочками. В их неторопливых движениях было нечто философское; они словно всем поведением своим говорили: кто понял жизнь, тот не торопится. Этакие микроскопические мудрецы, мыслящие категориями вечности!
Титов предпочитал работать с тардиградами вида гипсиус дуджардини, исследуя группу генов, ответственных за генерацию внутренне разупорядоченных белков. Он пользовался любой возможностью, чтобы оказаться рядом с Ксенией, и, потирая пухлые ручки, начать рассказывать.
– Эти цитозольные, экскретируемые и митохондриальные белки, Ксения Александровна, как известно, не имеют четкой вторичной структуры, – говорил коротышка, – и в них ключ к тайне бессмертия. Гомологов в живой природе у них не наблюдаем. Скажу вам по секрету, что через год-другой мир будет потрясен эпохальным открытием. Мы с вами перепрограммируем механизм экспрессии генов. Да, да, вы – полноценный участник эксперимента, достойная замена Татьяне Юрьевне! Мы с вами…
Титов рассчитывал на любовь Ксении, однако ее сердце, как говорилось в старинных романах, принадлежало другому. И этот другой, Борис Ефимович Розе, также не скрывал своих чувств. По окончании рабочего дня они встречались и разговаривали не только о Проекте «Б». Теперь они обсуждали и музыку, и философию, и кино, и стихи, причем не только Цветаевой!
В начале октября Титов в состоянии странной эйфории подошел к Ксении, сидящей перед экраном компьютерного монитора, и со странной наглой застенчивостью протянул ей букет роз:
– Вот, Ксения Александровна, примите с наилучшими пожеланиями! Сегодня такой день, вы бы знали!
Ксения неохотно приняла букет, но что же делать?
– Спасибо, Антон Карлович. А что за событие?
Титов довольно пояснил:
– Год назад мы с вашей мамой провели один опыт. Очень важный опыт! Он оказался прорывным в нашей работе. Конечно, наука требует жертв…
Тут коротышка осекся, словно бы сболтнул лишнего, и добавил торопливо:
– Я имею в виду, что рак – болезнь неизлечимая.
Кажется, у него вырвалось совсем не то, что он хотел сказать. Титов понял, что дал маху: влюбленный человек, даже такой мудрец, как он, может при общении с предметом обожания наговорить массу глупостей. Он совсем смешался и повторил:
– Наука требует жертв.
Странные слова и поведение Титова смутили Ксению. Что все это значит? «Важный опыт», «наука требует жертв», «рак – болезнь неизлечимая»? При чем тут рак?
Рак?
И тут вспомнила она завершающие минуты жизни матери в мюнхенской клинике, одни из последних ее слов, тогда совершенно непонятных, отнесенных ей, Ксенией, к предсмертно-бредовым: «…они думают, что это рак. А это бессмертие…» Бессмертие?
– А что это был за опыт, Антон Карлович? – спросила она смущенного Титова, который стал вытирать вспотевшие руки о халат. – Он отражен в журнале?
– Конечно. Все мы записывали, все фиксировали, Ксения Александровна. Впрочем, легко можете проверить. – Титов уже пришел в себя и в обычной самодовольной манере добавил: – У нас комар носа не подточит! Все записано, так сказать. Ну, пойду потрошить клиентуру.
Он удалился, а Ксения тотчас же отправилась взглянуть в записи, которые документировали ежедневно все проводимые в отделе работы. Вскоре она выяснила, что в этот прошлогодний день никаких особенных экспериментов не проводилось, наоборот, шли обычные рутинные операции. Тогда что же имел в виду Титов? А возможно ли, что некий опыт был осуществлен без документирования? Ведь мама была человеком отчаянной научной смелости. А не могла ли она?..
