Ошибка – всего лишь ошибка, конечно, если правильный путь уже проложен. В огромном исследовательском проекте, которым была «Космическая одиссея», Кубрик и его терпеливые солдаты изобретали все на ходу – в том числе совершенно новые визуальные методы. Неудивительно, что дата премьеры отодвигалась дальше и дальше. Благодаря непобедимому перфекционизму Кубрика, большинство из двухсот сцен должны были быть повторены восемь или девять раз. Итог насчитал сам Кубрик – почти шестнадцать тысяч действий.
На вершине всего этого стоял необычайно рискованный элемент. «Удержанный кадр» – бесценный оригинал пленки, припасенный до поры, когда могли быть добавлены разнообразные слои изображения. Даже имея первоклассных специалистов по цветоопределению, использовать их было опасно. «Это было так смело», – восхищался художник-мультипликатор Колин Кэнтвелл, который присоединился к команде всего за шесть месяцев до конца процесса, но внес значительный вклад в создание фильма. Что угодно могло пойти не так, и нельзя было вернуться что-то исправить, потому что пленка уже была испорчена.
В условиях непомерных проблем с логистикой, присущей такой многозадачности, Кон Педерсон передал ручной процесс создания изображения Дугласу Трамбаллу и остальным, перейдя на позицию управляющего.
Его командный пункт, центральный нерв корпуса № 53, где можно было наблюдать за всем процессом, был обит пробковыми досками, на которых фиксировалась полная история создания каждого эпизода. Увеличенные ксерокопии кадров фильма и неаккуратные наброски самого Кубрика служили ориентирами для быстрого узнавания сцены. Люди входили и выходили, беспрестанно звонил телефон, изображения неуклонно заполняли все вокруг. «Количество информации, которая поступала каждый день, было необъятным», – вспоминает Кэнтвелл.
Тем временем полдюжины камер работало на объектах Борхэмвуда в любое время дня и ночи, многие целыми сутками, вместе создавая многочисленные последовательности спецэффектов. Составляющие этих последовательностей назывались соответственно номерам в командном пункте, чтобы упорядочить их. Часто употреблялись футбольные термины. Вдохновленный Кубриком, Айвор Пауэлл мог спросить Кона Педерсона, в каком состоянии был «первый удар», и Педерсон точно знал, о чем идет речь.
Окончание съемок игровой части фильма на самом деле означало съемки под другим названием. Обычные составляющие постпроизводства – монтаж и звукорежиссура – должны были произойти в конце – когда он мог бы наступить. И, разумеется, даже без актеров большинство объектов для кадров со спецэффектами были размером около фута и более. Часто для них требовались такие же тщательно разработанные конструкции, как и для игровых съемок. Например, на сцене № 3 теперь располагалась самая гигантская «миниатюра», когда-либо созданная для кинофильма – корабль «Дискавери» размером 55 футов, который был так же амбициозен, как и остальные декорации «Одиссеи». Понадобились «рельсы длиной в четыреста футов, пересекающие студию из одного конца в другой, для проезда камеры», – писал Кларк. Слишком огромный, чтобы сдвинуться самому, полет «Дискавери» был достигнут только с помощью движения камеры.
Роджер Карас был свидетелем того, как сцену готовили к полету корабля.
«У них есть кадр, где «Дискавери», размером с Бронкс, движется в космосе – на самом деле это проезд камеры. Любое движение, любая вибрация были бы очевидны на экране. Так что нужно было обойтись без покачивания. Стэнли велел им снять пол в студии – непростая задачка. Это тяжелая штука, пол. По нему можно возить танки и военные корабли. Нужно было снять пол и установить огромные бетонные сваи. Они возвышались над полом и держали модель, которая была, прости господи, сотню футов в длину. Камера была на рельсах, которые также возвышались. Это было целое предприятие, съемка одного этого кадра».
Что касается самого «Дискавери», его дизайн прошел через тот же процесс эволюции, что и все производство фильма. Ранний вариант освоения Солнечной системы основывался на управляемой детонации серии ядерных бомб, с каждым взрывом ускоряющих корабль вперед. Недолговечный дизайн того, как «Дискавери» «пердит через всю Вселенную» – как выразился Кубрик, – вскоре был забракован Уолтером Джентльманом, который посчитал идею нелепой. Затем была выбрана менее смехотворная система продвижения, и преданность Кубрика и Кларка технической точности заставила Гарри Ланга изобразить тонкий объект, имеющий драконьи крылья – на самом деле радиаторы, рассчитанные на высвобождение горячего воздуха из ядерного реактора. Ранняя модель передавала это правдоподобно. Но вскоре между командой дизайнеров и специалистами по спецэффектам возник спор; с кораблем явно было что-то не так. Они ожидали неизбежный вопрос зрителей: зачем тому, что летит только в космосе, нужны крылья?
Говоря вкратце, никто не был доволен «Дискавери». Из этого, однако, произошло нечто интересное. Кон Педерсон пожаловался Кубрику, что дизайн «полное дерьмо». Кубрик не стал спорить и предложил Кону придумать что-то получше. Педерсон и Трамбулл сели за стол и вместе произвели ряд рисунков корабля с заметными модификациями. Мастерс вовлекся в процесс, а затем и Ланг. В результате долгой совместной импровизации корабль материализовался в своей финальной форме. Мы все участвовали в его создании, вспоминал Мастерс. Проводили месяцы над дизайном. Постепенно он стал строиться, меняться, улучшаться. Так что один Бог знает, чей это был дизайн в конечном счете. Он был общим.
К весне 1967 года свершилось финальное воплощение космического гиганта. Готовую, отточенную модель с сотнями пластиковых деталей на ее поверхности Ланг покрасил в белый цвет. А затем немного испачкал темно-серым, придав «Дискавери» слегка потрепанный вид настоящего аппарата. Это было невероятно впечатляющее зрелище: все 55 футов, окруженные занавесом из идеального черного бархата и установленные на прикрытых тканью цементных сваях.
Немного полюбовавшись им в одиночку, Ланг пошел за Кубриком. Режиссер оценивающе обошел огромную модель. Сферическая спереди, она протягивалась в длину отдельными сегментами, как спина динозавра. В центре находилась трехсоставная коммуникационная антенна, а за ней прямоугольное пространство, заканчивающееся шестью конусами мотора. Издалека он напоминал формой сперматозоид. Вблизи он казался способным отправиться на Юпитер прямо сейчас. Остановившись, Кубрик задумчиво погладил бороду.
«Гарри, мне не нравится», – наконец произнес он.
Ланге опешил. «Что значит “не нравится”?» Режиссер наблюдал за процессом создания уменьшенной копии, он уже видел ее, это не могло быть сюрпризом.
«Не знаю, в чем дело, – ответил Кубрик, нахмурившись. – Мне просто не нравится. Сделай что-нибудь». И ушел.
Ланг долго сидел на стуле, рассматривая «Дискавери». «Что с ним может быть не так, черт побери?» – спросил он себя. Конечно, он был разочарован. Наконец, он накрыл сияющий корабль пленкой и вернулся в свой кабинет. Он хотел, чтобы Кубрик был доволен, но не мог придумать, что следовало изменить. Так что он не поменял ровным счетом ничего.
Три дня спустя позвонил режиссер. «Я хочу видеть “Дискавери”», – сказал он. Ланг проводил его в студию и снял пленку. «Да! – воскликнул Кубрик. – Идеально!»
