Чернобородый купец вздохнул и смиренно произнес:
– Каюсь, послал. Думал, он мне парочку оборотней словит.
– Словил?
Хозяин Порочного града махнул рукой.
– Какое там. Пустой пришел. – Бава дрогнул черными, как вороньи крылья, бровями и тягостно вздохнул: – Ох-хо-хо... Еще месяц-два такой жизни, и совсем разорюсь.
Несколько секунд Глеб молчал, разглядывая мясистое лицо купца, затем сказал:
– Врешь ты, Бава.
– Ась? – вздернул брови тот.
– Не за оборотнями ты Дивляна посылал.
– Вот тебе на! – удивился купец. – А за чем же?
– А это ты мне скажи.
Бава подергал себя пятерней за бороду, темнея лицом.
– Послушай, Первоход, – грозно начал он, – я...
Глеб взял с коленей ольстру и наставил ее на Баву.
– Я пришел узнать правду, а не слушать твои враки, – холодно заявил он.
Купец покосился на ольстру, сглотнул слюну и сказал:
– Убьешь меня – отсюда не выйдешь.
Глеб дернул плечом:
– Да мне плевать.
– На жизнь свою плюешь? – Бава усмехнулся и покачал головой. – Не поверю.
Глеб взвел курки и холодно прищурился.
– Ты, я вижу, совсем забыл, с кем имеешь дело.
Лицо Бавы переменилось. Теперь перед Глебом сидел не добряк-купец, жалующийся на жизнь, а хладнокровный, сильный и лютый человек-рвач, способный свернуть шею противнику собственными руками.
Бава взглянул на черное дуло ольстры, перевел взгляд на Глеба и процедил сквозь зубы:
– Надеюсь, я еще сегодня увижу, как ты сдохнешь.
– А я надеюсь посмотреть сегодня вечером запись матча «Арсенал» – «Челси», – сказал Глеб. – Но чего в нашем мире стоят надежды?
Они долго молчали, глядя друг другу в глаза. Наконец Бава Прибыток вздохнул и сказал:
– Ладно. Твоя взяла, ходок. Не убивай меня. Я все тебе расскажу.
Глеб недоверчиво прищурился.
– Ну? Я жду.
– Только сперва опусти ольстру. Не смогу говорить, пока она на меня смотрит. Опусти-опусти. Она ведь все равно останется у тебя в руках.
Глеб секунду или две раздумывал, потом опустил обрез. Это было ошибкой. Стоило Глебу на мгновение расслабиться, как Бава вскочил с места и одним рывком опрокинул на Глеба стол со всем, что на нем стояло.
В ту же секунду чернобородый купец метнулся к двери с такой быстротой, какую нельзя было даже предположить в его дородном теле. Достигнув двери, он быстро сорвал засов и отшвырнул его в сторону.
Глеб вскочил на ноги, вскинул ольстру и выстрелил. Ворвавшийся в комнату Тунгир упал на пол с простреленным бедром и взвыл от боли.
Глеб, не теряя ни секунды, ринулся вперед. Выскочив из покоев Бавы Прибытка, он выстрелил в толпу вопящих от ярости охоронцев, прыгнул на перила, скатился по ним вниз, ударил ногой в грудь подбежавшего головореза, сшиб еще одного ударом приклада и бросился к двери.
Еще дважды Глебу пришлось выстрелить из ольстры, расчищая себе путь, прежде чем он добрался до двери, ведущей на улицу, и распахнул ее.
В левое плечо что-то толкнулось, а вслед за тем всю руку от плеча и ниже обдало нестерпимым жаром. Глеб вскрикнул, выхватил из кармана бомбу и резко швырнул ее через плечо.
Взрыв потряс стены кружала, но Глеб уже был далеко. Он добежал до коновязи, быстро отвязал каюрую лошадку, взятую напрокат у Ненаша Лысого, вскочил верхом и, с места рванув в галоп, поскакал прочь от кружала, выбивая искры из мерзлой, твердой, как камень, земли.
3
Взрезав рукав шерстяной подстежки, Рожена внимательно осмотрела рану и торчащий из нее обломок древка.
– Кто это тебя так? – тихо спросила она.
– Нашлись добрые люди, – угрюмо ответил Глеб.
– Нужно извлечь стрелу и зашить рану, – сказала девушка, сдвинув брови. – Это будет очень больно.
– Ничего, я потерплю. Божена! – окликнул он вторую девушку. – У вас есть водка?
– После Дивляна немного осталось. Мы берегли ее, думали продать. Я сейчас принесу.
– Чего ждешь, милая? – спросил Глеб у Рожены, натянуто улыбнувшись. – Доставай свою стрелу.
– Может, ты сначала выпьешь? – неуверенно проговорила та.
Глеб вытер потный лоб рушником и покачал головой.
– Нет. Доставай так. Не могу спокойно смотреть на эту дрянь, торчащую у меня из плеча.
– Как скажешь, Глеб.
И Рожена взялась за древко. Боль была дикая. Глеб прикрыл глаза и сцепил зубы, чтобы не застонать.
– Ну, как там? – спросил он, немного подождав.
– Почти вытащила. Потерпи еще чуток.
– Ты особо не торопись, – съязвил, усмехнувшись обескровленными губами, Глеб. – Дай насладиться моментом.
Рожена не отозвалась. Секунда... Другая...
– Готово, – выдохнула девушка, отшвырнув стрелу и зажав Глебу рану смоченным в лекарском рассоле рушником.
Глеб открыл глаза и уставился на плечо.
– Кровь еще идет? – спросил он.
Рожена отняла рушник и удивленно качнула златокудрой, красивой головой.
– Нет. Божена, посмотри!
Божена подошла к сестре, протянула Глебу глиняную кубышку с водкой и уставилась на рану.
– Ты думаешь о том же, о чем и я? – тихо спросила она сестру.
Та кивнула:
– Да.
Глеб вынул пробку из крынки, хлебнул водки, поморщился и спросил:
– Что вы там увидели, красавицы?
Сестры переглянулись.
– Все хуже, чем мы думали, Первоход, – сказала, хмуря красиво очерченные брови, Рожена.
– Да о чем вы говорите? – нервно вскинул брови Глеб.
Божена коснулась пальцами его губ и мягко проговорила:
– У тебя посинели веки, Первоход. А на губах выступила пена.
– Правда? – Глеб ошалело нахмурился. – И что это, черт возьми, означает?
Божена хотела ответить, но Рожена ее опередила:
– Стрела была отравлена, Глеб, – сказала она.
По лицу Глеба пробежала тень. Вот оно что! Проклятые дикари мажут свои стрелы ядом. И княжий указ им нипочем. Он взглянул Рожене в глаза и хрипло спросил:
– И что теперь? Я умру?
Сестры снова переглянулись, и это неожиданно разозлило Глеба.
– Хватит переглядываться! – гаркнул он. – Говорите прямо: что со мной будет?
