Княгиня подняла к лицу платок и промокнула и без того сухие губы.
– Глеб, – тихо заговорила она, – если ты скажешь, где утопил громовые посохи, князь Егра помилует тебя. Я обещаю.
Глеб усмехнулся:
– Ты сама-то себя слышишь? – Он качнул головой и с досадой проговорил: – Везет же мне на сумасшедших баб.
Наталья подождала, не скажет ли он еще чего-нибудь, но, поскольку Глеб молчал, заговорила снова:
– Когда-то ты любил меня, Первоход. Почему же теперь ты так меня ненавидишь?
– Я тебя обожаю, – сказал Глеб. – А если ты поможешь мне отсюда выбраться, я оседлаю Росинанта, нарисую на щите твое лицо и отправлюсь крушить мельницы в твою честь.
– Насмешник, – тихо проговорила княгиня. – Все такой же насмешник. Что ж... – Она поднялась со скамьи. – Ты сам волен выбирать свою судьбу. Скажешь, где утопил ольстры, и будешь прощен. Не скажешь – Ядвига сотворит с тобой такое, о чем и подумать страшно.
Глеб усмехнулся:
– Да уж, я наслышан о ее подвигах.
– Слухи не врут, Глеб. Так ты не скажешь?
Он покачал головой:
– Нет.
Еще несколько мгновений княгиня стояла рядом с решеткой, будто надеялась, что Глеб внезапно передумает, затем повернулась и молча зашагала к двери.
– Наталья! – окликнул ее Глеб, схватившись руками за прутья решетки.
Она остановилась. Обернулась и выжидающе взглянула на Глеба.
– Прикажи меня отпустить! – в отчаянии проговорил он. – Я не обманывал тебя, когда говорил, что горожане в опасности! Нечто страшное бродит по городу и убивает людей! Времени мало! Если я не остановлю это...
Глеб осекся, наткнувшись на холодный взгляд княгини.
– Не унижай себя лукавством, Первоход, – сухо отчеканила она.
Плечи Глеба поникли.
– Значит, не отпустишь? – хрипло спросил он.
Она покачала головой:
– Нет. В отличие от тебя, ходок, я не вольна в своих желаниях. В моих руках бразды правления княжеством. А вокруг меня слишком много тех, кто хочет эти бразды отнять.
– Понятно, – сокрушенно проговорил Глеб. – Борьба за власть. Все как всегда. Ладно, ступай в свой крысятник. Но если соседний князь вновь захочет перерезать тебе глотку, не зови меня на помощь.
– Мне жаль, – сказала княгиня, повернулась и растворилась в сумраке каменного коридора.
Глеб закрыл глаза. А когда снова открыл их – рядом с клеткой, на деревянной лавке, сидел, прикрыв в дреме глаза, охоронец. Дюжий парень с копной русых волос, торчащих из-под шелома, и конопатой рожей.
– Эй, друг, – тихо окликнул его Глеб.
Охоронец взглянул на Глеба.
– Чего шумишь?
– Княгиня ушла?
– Ушла.
Глеб облизнул потрескавшиеся, разбитые губы сухим языком и попросил:
– Мне бы водицы.
– Не велено, – грубо ответил парень. – Скажешь, где утопил громовые посохи, дам тебе попить. Не скажешь – помирай от сухоты.
Глеб вздохнул.
– Веселые у вас тут нравы.
Он снова закрыл глаза.
– Слышь-ка! – позвал охоронец.
– Чего?
– Держи!
Парень протягивал ему кружку с водой.
– Так ведь не велено, – хрипло проговорил Глеб.
– Не велено, – согласился парень и опасливо покосился на неразличимую во мраке каменного коридора дверь. – Попей чуток, а после никому не сказывай. Иначе мне конец.
– Не скажу, – пообещал Глеб и приник губами к краю оловянной кружки.
13
– Не пойму я, чего ты упрямишься? – глухо спросил охоронец. – Замучает тебя Ядвига. Ведь не золото же ты там утопил. Всего лишь громовые посохи.
Глеб усмехнулся:
– А ты почем знаешь? Может, и золото.
Парень удивленно и недоверчиво взглянул на Глеба.
– Брешешь, – вымолвил он.
– Может, брешу. А может, нет.
Еще несколько мгновений охоронец недоверчиво и подозрительно взирал на Глеба, затем ощерил большие, редкие зубы и сказал:
– Ну, и сколько у тебя там золота?
– Сколько золота? Да с пуд, наверное.
– Пуд? Целый пуд золота? – Охоронец наморщил лоб, попытавшись вообразить себе этот золотой пуд. Однако воображения, чтобы представить этакое богатство, охоронцу не хватило.
– Столько золота во всем княжестве не наберется! – объявил он. – Брешешь, да? Ведь брешешь?
Глеб покачал головой:
– Ничуть.
Парень вновь усмехнулся и вновь качнул головой, еще более недоверчиво:
– Ох, и здоров же ты брехать, ходок. Пуд золота! Это ж надо такое выдумать!
Он отвернулся от Глеба, но тут же повернулся снова.
– Послушай, полонец... – Голос парня подрагивал.
– Чего тебе? – небрежно отозвался Глеб.
– Я тебе воды подал, помнишь?
– Ну, помню.
– Ты просил, и я подал. А ведь меня за это могут того... по шапке.
– Могут, – согласился Глеб.
– Послушай-ка... Что, если ты мне скажешь, где утопил золото? Все равно ведь пропадет. А так я бы половину твоим родичам отдал. А ольстры я не трону, не бойся! По мне так пущай они на дне болота гниют. Ну как, полонец?
Глеб хмыкнул:
– Да никак. Нет у меня родичей.
– Ну, друзьям. Или глянувшейся девке. Есть ведь у тебя друзья или девка?
Глеб покачал головой:
– Нет. Никого нет.
– Эх... – вздохнул охоронец с досадой. – Ты пойми меня, полонец: я ведь не от жадности тебя расспрашиваю.
– А от чего?
– От жалости! Жалко мне, что такое богатство даром пропадет. Скольким людям помочь можно было бы. Ты не думай, я не скупой. Половину пуда людям бы раздал. Пусть живут да радуются, да тебя добрым словом поминают.
Глеб нахмурился.
– Даже не знаю, – задумчиво проговорил он. – А ну как обманешь? Ну, как все золотишко себе заграбастаешь, а людям ничего не оставишь? Да и насчет громовых посохов сомневаюсь. Отдашь ведь их, небось, князю-то?
Парень обмахнул себя пальцами, прочертив в воздухе страшный знак заклятия, и торжественно проговорил:
– Клянусь Велесом – не отдам! И из болота доставать не стану! А коли случайно попадутся, так обратно на дно брошу!
Глеб вздохнул:
– Ну, хорошо. Наклонись ко мне – прошепчу тебе на ухо.
