Лес вокруг был темный, сырой, неприветливый. Даже вечнозеленые сосны и ели казались мрачными, черными и мертвыми.
Глеб шел чуть впереди, внимательно вслушиваясь в звуки леса и поглядывая по сторонам зоркими, замечающими каждую мелочь глазами.
Когда они отошли от межи на полверсты, Замята окликнул его:
– Первоход!
– Чего? – отозвался Глеб, не поворачивая головы.
– Мы уже за межой. Не пора ли выбросить вещь, которую ты несешь в кармане своей охотничьей куртки, и повернуть обратно?
– Нет, Замята, не пора, – откликнулся Глеб. – Поверь мне, я знаю, что делать.
– Это хорошо, что знаешь, – сказал, тяжело ступая по мокрому валежнику, десятник. – Но расскажи и нам, тогда мы тоже будем знать.
Глеб умерил ход, чтобы спутники нагнали его, быстро огляделся по сторонам, будто опасался, что кто-то чужой может услышать его слова, и сказал, понизив голос:
– Эту штуку нельзя бросить просто так. Я собираюсь утопить ее в болоте за Кривой балкой.
– Это ты верно придумал, – согласился после секундной паузы Видбор. – Но сколько идти до этого болота?
– Около десяти верст.
Замята присвистнул:
– Десять верст по Гиблому месту?
– Поверь мне, я заходил гораздо дальше, – с едва заметной усмешкой произнес Глеб.
Дознаватель неприязненно напомнил:
– Да, но это было до тумана.
Глеб пожал плечами:
– А я никого не неволю. Если хотите, можете вернуться.
– Ну уж нет, – прогудел в рыжую бороду Видбор. – Вместе пришли, вместе и уйдем.
– Как скажешь, десятник. Но имейте в виду: мы утопим «перевертень», но на этом наша миссия не закончится.
– Что означают твои слова? – насторожился Замята. – Какая такая «миссия»?
Глеб несколько шагов прошел молча, собираясь с духом, затем признался:
– Этот туман появился по моей вине. Год назад я разрушил печать, скрепляющую вход в земные недра, и выпустил туманных тварей из-под земли.
Замята и Видбор переглянулись. Замята сдвинул брови и грубо проговорил:
– Если это так, то ты...
– Охолони, – негромко перебил его десятник Видбор. Он взглянул на Глеба и хмуро спросил: – Как ты это сделал?
Глеб дернул бровью:
– Долгая история. Я пытался вернуться домой и не внял предупреждениям жрецов.
– Что еще за жрецы? – снова спросил Видбор.
– Они охраняли святилище Нуаран, – нехотя объяснил Глеб. – Святилище это расположено в самом сердце Гиблого места. Нелюди считали, что в нем захоронен упавший с неба бог.
– И что же ты сделал, Первоход?
– В святилище стоит плита, на которой начертано послание павшего бога. Я вынул из нее камень.
– Зачем?
– Чтобы вновь вставить его на место.
Десятник удивленно посмотрел на Глеба, затем перевел взгляд на Замяту и тряхнул головой.
– Ничего не понимаю. А ты, дознаватель?
– Я тоже, – хмуро откликнулся Замята. – Да и какая разница, что он там вытащил из плиты. Единственное, чего я хочу, это вернуться домой живым и невредимым.
Десятник Видбор поправил на голове шелом, взглянул на суровое лицо Глеба и спросил:
– Ты можешь загнать этот туман обратно в землю, Первоход?
Глеб пожал плечами:
– Не знаю. Но я попытаюсь это сделать.
Некоторое время Видбор размышлял над словами Глеба, затем сказал:
– Может, этого и не нужно? Если ты утопишь «перевертень», призрачные твари не смогут больше разгуливать за межой.
– Это так, – согласился Глеб. – Но ты уверен, что они не найдут другого способа вырваться наружу?
Видбор не нашелся, что ответить, и посмотрел на Замяту. Тот пожал острыми плечами и сказал:
– Не смотри на меня, десятник. Я, так же, как и ты, слышу эту историю впервые.
Глеб глянул на их хмурые, недовольные лица, усмехнулся и сказал:
– Сами видите, парни, что у меня нет другого выхода. Но вы не беспокойтесь. Если нужно будет сунуть голову в пекло, я сделаю это первым. И постараюсь, чтобы ваше участие не потребовалось.
– Для человека, который впутал нас во все это, ты слишком любезен, – с ироничной ухмылкой заметил дознаватель. – Но все равно спасибо.
Несколько минут шагали молча. Чащоба вокруг становилась все мрачнее, несмотря на то что солнце уже взошло. Похоже, этот лес был краем вечных сумерек.
– Если нам удастся выбраться отсюда живыми, уйду в отставку, – сказал вдруг десятник Видбор. – Буду, сидя у очага, рассказывать об этом приключении своим внукам.
– А у тебя есть внуки? – удивился Замята, который знал, что у большинства дружинников и охоронцев семей нет, да и не может быть.
Видбор покачал головой:
– Пока нет.
– А дети?
– Тоже нет.
– Ну а жена? – спросил тогда Замята. – Жена у тебя имеется?
– И жены пока нет, – невозмутимо ответил десятник. – Вот выйду в отставку и заведу. – Он улыбнулся и добавил: – Дурное дело нехитрое.
Дознаватель всмотрелся в резкие морщины Видбора и насмешливо вскинул бровь.
– Сколько же тебе лет, ратник?
– Через седмицу после праздника Макоши будет сорок, – ответил тот.
Замята улыбнулся:
– Не поздновато ли ты собрался обзаводиться семьей?
– Нет. В самый раз. Ты не смотри, что я наполовину седой. В мужском деле я еще ого-го!
Дознаватель хмыкнул и сказал:
– В этом я не сомневаюсь. Ты мужчина крепкий и напористый. Девки таких любят. Но не думаю, что тебе удастся дождаться внуков.
– Это еще почему? – нахмурился Видбор.
– Да потому. Вот скажи сам: сколько раз ты был ранен?
Десятник нахмурил широкий лоб, припоминая, затем ответил:
– С десяток раз наберется. Если не считать мелочей. А что?
– Раны-то, небось, к непогоде ноют?
Видбор невесело вздохнул:
– Еще как.
– И поясница по осени болит?
– Бывает и такое. Да ты почему спрашиваешь-то?
Замята усмехнулся:
– Дальше будет еще хуже. Лет через пять охромеешь. А через десять будешь лежать на печи, не в силах разогнуться, и молить, чтобы Чернобог да Марена поскорее прибрали тебя к рукам.
Десятник задумался. Пару минут он молчал. Потом вздохнул, как вздыхают старики, тяжело и хрипло, и сказал:
