– Все было на местах, ничего не перевернуто и не сломано?
– Да нет... – Замята снова потянулся за кувшином, но гость накрыл кувшин ладонью и сурово проговорил:
– После выпьешь. Говори дальше.
– Да чего говорить-то? – воскликнул с досадой Замята.
– Были там какие-нибудь странности?
Замята усмехнулся:
– Кроме того, что Дивлян весь иссохся?
– Да, кроме этого.
– Ну... Кой-какие были.
Глаза Глеба блеснули:
– Какие?
Замята вздохнул и, поморщившись, проговорил:
– Да рот у твоего Дивляна был весь изгажен.
– Это как? – не понял Глеб.
– Да так. На губах какая-то пакость, навроде черной слизи. А рот и глотка – пропеченные, будто он перед смертью горячих углей наглотался.
– Гм... – Глеб сдвинул брови и побарабанил пальцами по столу. Затем бросил на дознавателя быстрый взгляд из-под насупленных бровей и коротко спросил: – Дивляна не вскрывали?
– Чего? – не понял Замята.
– Живот ему не взрезывали?
Дознаватель недоуменно захлопал глазами.
– Это зачем же?
– Ты сам говорил про горячие угли. Может, его и впрямь пытали?
Замята прищурил глаза:
– Чудной ты, Первоход. Я еще не спятил, чтоб покойников потрошить.
Глеб досадливо поморщился.
– Ладно, забудь. А что насчет ран, синяков и царапин?
– Насчет синяков? – Дознаватель на секунду задумался, потом покачал головой и сказал: – Нет, ничего такого не было.
– Уверен?
– К гадалке не ходи.
Глеб кивнул, похмурил немного лоб, размышляя, и продолжил допрос:
– Ответь мне на другой вопрос: зачем Дивлян ходил в Гиблое место?
Замята пожал плечами:
– Кто ж его знает. Он мне не докладывал.
– Но слухи-то ведь какие-то ходили? Может, купцы в кружале что-нибудь рассказывали?
Лицо Замяты помрачнело.
– Ничего не знаю, – отрезал он. – Пойди да расспроси самого Баву Прибытка.
– А ты сам не расспрашивал?
Замята ухмыльнулся.
– Его расспросишь. Мне, слышь, пока жить-то не надоело. У Бавы Прибытка охоронцы – сплошь степняки да горцы. Срежут голову с плеч и прозвище не спросят.
Глеб приподнял от удивления брови.
– Что я слышу? Княжий дознаватель боится людишек купца?
– «Людишек», – с горечью повторил Замята. – Бава своим «людишкам» платит серебром, а не медью. За такой куш дикари будут сражаться, даже если разрубишь их на куски.
– А как же князь допускает?
Замята невесело усмехнулся.
– Не допустишь тут. Князь Егра еще не оправился после войны с Голядью. Казна пуста, и расти ей не с чего – бурую пыль в Гиблом месте больше не добывают. Дружинники на князя косятся, за спиной его шепчутся. Того гляди, Бава их всех с потрохами купит и себе служить заставит.
– Но ведь у Бавы, я слышал, тоже дела идут неважно.
– Ну, это как сказать. Секрет водки, что ты ему продал, он по-прежнему при себе держит. Да и срамные дома прибыль дают. – Замята покачал головой: – Не-ет, Бава – купец тертый, его так просто не спихнешь.
Глеб долго молчал, то ли обдумывая слова Замяты, то ли о чем-то размышляя. Замята подождал-подождал, да и изрек:
– Хочешь знать, что я думаю? Отравился твой Дивлян. Гадости какой-то наглотался и весь на понос изошел. Потому и выглядел так.
Глеб покосился на дознавателя, но ничего не сказал.
– Ты уж мне поверь, – продолжил с самодовольной ухмылкой Замята. – Я в этом деле собаку съел.
– Может, и съел, – задумчиво проговорил Глеб. – Но мнится мне, что тут было зверье другой породы.
Воспользовавшись задумчивостью гостя, Замята сгреб со стола кувшин и хорошенько к нему приложился. Затем вытер мокрый рот костлявыми пальцами и посоветовал:
– Не забивай себе голову, Первоход. У тебя и без Дивляна проблем много. Слушай-ка, а правду говорят, что ты упырей и оборотней голыми руками ловил?
Глеб, все еще о чем-то размышляя, покачал головой.
– Нет. Упыри и оборотни – не свора бродячих шавок, их голыми руками не поймаешь.
– А что двуглавого пса Драглака в поединке одолел?
Глеб кивнул:
– Это было.
Замята улыбнулся, внезапно почувствовал к гостю симпатию.
– Знатным ты был ходоком, Первоход, – сказал он. – Жаль, что теперь в Гиблое место никто не ходит. Купцы сказывали, что Бава Прибыток сталкивал темных тварей лбами и брал за сие зрелище звонкую монету. Вот бы посмотреть!
– А ты не видел?
Замята покачал головой:
– Нет. Я в Хлынь как раз после тумана приехал. Ходоки уже в Гиблое место не хаживали и нечисть не ловили. – Дознаватель вздохнул: – Они и теперь туда носа не суют. Говорят, после тумана Гиблое место не то, что прежде, и нечисть там иная. И откуда он только взялся, этот туман?
Глеб откинул с лица прядь волос и сказал, глядя дознавателю в глаза:
– А теперь давай поговорим о том, что ты нашел в комнате Дивляна.
– Что? – Замята прищурился. – О чем ты?
– О том, что Дивлян хранил в стене. Под самым потолком.
Лицо дознавателя дернулось, словно по нему пробежала судорога.
– Дурак ты, Первоход, – в сердцах проговорил он. – Нешто ты думаешь, что я тут главный?
– А кто главный?
– Дед Пихто! И резанки те, что Дивлян в стену спрятал, я не себе присвоил!
Глеб прищурил темные глаза:
– Так там были серебряные резанки?
– А ты думал – золотые солиды? – По губам Замяты скользнула горестная усмешка. – Кабы в кувшине было золото, я бы тут с тобой не сидел. И вообще бы нигде не сидел. Ради такого богатства и дознавателю свернут шею.
– Неужто твой начальник так суров и жаден?
Замята нахмурился и процедил сквозь зубы:
– Следи за тем, что говоришь, ходок.
Несколько секунд они глядели друг другу в глаза, затем Глеб кивнул и сказал примирительным голосом:
– Хорошо. Я забуду про резанки. Но скажи хоть, сколько их там было?
Замята отвел взгляд и ответил:
– Много. Почти четверть пуда.
Глеб присвистнул:
– Ого! Откуда ж у Дивляна такие деньжищи?
