Глеб покосился на парня.
– Ты одолел в поединке Видбора? – недоверчиво спросил он.
– Одолел, – кивнул Ставр. – Не веришь, спроси у него, когда вернемся. Да ты и сам видел. Нешто плохо я с тобой сражался?
Глеб не ответил. Некоторое время Ставр шел в молчании, но потом зуд словоохотливости вновь одолел его. На сей раз он избрал своей мишенью матушку Евдокию.
– Матушка, а матушка! – окликнул проповедницу Ставр. – А тебе кто-нибудь говорил, что ты настоящая красавица?
– Говорили, – сухо ответила она. – Очень многие.
Ставр улыбнулся.
– Видишь ли, Евдокия… Я парень молодой, но о будущности своей уже пекусь. Скажу еще короче – подыскиваю я себе, Евдокия, жену.
– Да ну?
– Точно, – кивнул Ставр. – И знаешь… я к тебе всю дорогу приглядывался. И теперь могу сказать, ты мне подходишь.
– Вот как? – насмешливо вскинула брови Евдокия. – Значит, подхожу?
– Да, – кивнул Ставр. – Талия у тебя осиная, а грудь высокая. А я, слышь-ка, люблю, когда грудь высокая. Да и не малая она у тебя. Есть, за что подержаться!
Ставр развязно хохотнул. Матушка Евдокия вдруг остановилась и с размаху влепила Ставру подзатыльник.
– Ты чего? – изумленно воскликнул он. – Ты чего дерешься?
– Драть тебя надо, Ставр, – сказала Евдокия спокойно и назидательно, как взрослые говорят с расшалившимися детьми. – Драть как сидорову козу.
Она повернулась и быстро нагнала Глеба. Ставр постоял на месте, потряс головой, потом заспешил за ними.
– Ну и зря, – сказал он. – Я парень видный. Гляди, во второй раз предлагать не стану.
Вдруг Глеб остановился, да так резко, что Ставр едва не налетел на него, наклонился и сорвал с земли какую-то травяную веточку.
– Что это ты сорвал? – спросил Ставр.
– Травку-остроедку, – ответил Глеб.
– И что она делает?
– Все.
– Как это?
Глеб потер веточку между пальцами, осторожно ее понюхал, поморщился и сказал:
– Эта дрянь действует только на темных тварей. И на каждую по-разному. Однажды я сунул стебель остроедки в пасть волколаку, и волколак обмяк, будто из него выпустили воздух. А один упырь, когда я заставил его сожрать листок остроедки, обратился в тощую, немощную тварь, похожую на червя.
– И что ты с ней сделал?
– Размазал сапогом по земле.
Ставр и Евдокия переглянулись.
– И зачем нам эта трава? – осторожно спросил Ставр.
– Пригодится, – ответил Глеб и сунул веточку в карман охотничьей куртки.
Поправив на спине сплетенный из ремней кокон со спящим мальчиком, Глеб зашагал дальше. Ставр двинулся за ним. Прошел несколько шагов, хмуря брови, а затем окликнул:
– Слышь, Первоход. Позволь мне нести мальчика.
– А не уронишь?
Ставр обиженно нахмурился.
– Что ты. Нешто я так слаб?
Глеб остановился:
– Ладно. Готовь спину.
Ставр и Евдокия осторожно сняли мальчика со спины Первохода и положили на траву, чтобы дать ему чуток отдохнуть. И вдруг случилось чудо – мальчик открыл глаза, посмотрел на матушку Евдокию, разлепил тонкие, спекшиеся от долгого бездействия губы и что-то прошептал.
– Он что-то говорит! – взволнованно воскликнула Евдокия.
Глеб и Ставр изумленно уставились на мальчишку, а проповедница низко склонилась над ним и приставила ухо к его губам.
– Что? – тихо спросила она. – Что ты хочешь сказать?
Мальчик снова зашептал. Голос его был так тих и слаб, что разобрать его можно было лишь с большим трудом. Но с каждой минутой голос этот становился все громче и тверже. Мальчишка будто бы оживал, как цветок, распускающий свои лепестки навстречу утреннему солнцу.
– Ну? – нетерпеливо спросил Ставр. – Чего он говорит?
Евдокия глянула на парня и радостно сообщила:
– Он сказал, что его зовут Ростих!
– Весьма ценное сообщение, – иронично изрек Глеб. – Что еще?
– Ростих прибыл издалека. Он говорит про огонь… и что-то еще… – Евдокия снова прислушалась. – Кажется… кажется, он говорит, что с ним прибыли еще двое…
– Двое? – изумился Ставр. – И где ж они?
– Он говорит, что они… они опасны!
Теперь Глеб и сам мог разобрать шепот мальчика.
– Рах… – шептал тот. – Захватил… Еще один… Сумка…
Мальчик замолчал, утомленно перевел дух и снова закрыл глаза.
– Он говорил про какую-то сумку, – сказала Евдокия.
Глеб кивнул.
– Да, я слышал. Кто-то кого-то захватил. Или – что-то.
– И еще он сказал «Рах», – хлопая на Евдокию глазами, подал голос Ставр. – Интересно, что это значит?
– Может быть, он говорил про «страх»? – предположила Евдокия. – Как думаешь, Первоход?
– Может быть, – задумчиво отозвался Глеб. – Но, по мне, это больше похоже на прозвище. Если это так, то Рах – явный враг мальчишки. Заметили, как дернулось его лицо, когда он произнес это имя?
Мальчик снова открыл глаза и прошептал обескровленными губами:
– Рах… рыжий…
Тут силы покинули его, и он снова впал в свое странное беспамятство. Евдокия вздохнула:
– Знать бы, о ком он говорит.
– По крайней мере, теперь мы знаем, что Рах – рыжий, – заявил Глеб.
– Рыжий? Рыжий-рыжий… – Матушка о чем-то задумалась, и по ее сосредоточенному лицу пробежала тень. – Кажется, я знаю… – Она снова замолчала, не закончив фразу.
– Что? – нетерпеливо спросил Ставр. – Чего знаешь-то, Евдокия?
Матушка качнула головой, словно выходя из забытья, взглянула на Глеба и сказала:
– Я знаю, о ком он говорит. Я видела его в кружале у Озара. Он вошел с улицы – грязный, оборванный, будто несколько дней шел по лесу. Попросил чего-нибудь попить. А потом поссорился с бездельниками, которые бражничали в кружале, и перебил их.
– Как это «перебил»? – изумился Ставр.
– У него есть чудна?я вещь. Навроде твоей ольстры, Первоход. Эта вещь мечет молнии.
– Гм… – Глеб задумчиво поскреб ногтями горбинку на переносице. – Что ж… по крайней мере, теперь нам многое известно.
– Да чего известно-то? – удивился Ставр. – Мне вот, ничего неизвестно.
– Нам известно, – продолжил спокойно Глеб, – что мальчик, рыжий Рах и тот парень, который превратился в тварь, прибыли к нам из единого места. Рах и тот, второй, были вооружены. Они захватили какую-то сумку.
