– Я не понимаю, Глеб. Почему ты решил, что я… – Толмач осекся и уставился на костер. Вернее, на то место, где прежде был костер, ибо теперь там красовалась великолепная мраморная чаша, и вместо языков костра из нее с тихим журчанием выпрыгивали струйки воды.
– Фонтан… – пробормотал Рамон. – Такой же, как в моем отчем доме…
– Ты по-прежнему спишь, Рамон! И ты должен проснуться!
– Пресвятая Дева… – в отчаянии пробормотал толмач. – Как? Как я это сделаю?
– Я не знаю.
Рамон стиснул зубы и тяжело поднялся на ноги. Затем, оторвав ногу от травы, сделал шаг вперед.
– Рамон, брат, сделай что-нибудь! – в отчаянии крикнул Хлопуша. Его левая рука, почти полностью растаявшая, срослась с телом, и теперь здоровяк напоминал огромную белую куколку.
Рамон не ответил. Он снова шагнул вперед. Мягкие ноги гнулись при каждом шаге. Пальцы на них оплыли и исчезли, оставшись белесыми кляксами на траве.
Рамон сделал еще шаг, потом нагнулся и поднял с земли кинжал Лесаны, который она обронила, когда началось превращение. Глеб хотел что-то сказать, но нижняя часть лица его, быстро оплыв, превратившись в огромную, мерцающую каплю, упала на траву.
Глеб покачнулся и стал падать, и в это мгновение Рамон, слегка отведя в сторону руку, сжимающую кинжал, с размаху вонзил клинок себе в живот.
* * *
– А-а-ах! – выдохнул Рамон и вскинул голову.
В ту же секунду беглецы опустились на траву и оглядели друг друга.
– Слава Белобогу! – с облегчением проговорил Хлопуша. – Все-таки это был сон. Но, Хорс свидетель, никогда в жизни мне не было так страшно.
Глеб поднялся на ноги и повернулся к лесу.
– Паромщик! – зычно крикнул он. – Паромщик! Я знаю, что ты где-то рядом! Ты напугал нас до смерти, но мы не умерли!
– Умерли… – гулко и страшно пробежало по лесу эхо: – Умерли! Умерли! Умерли!
Хлопуша и Лесана вжали головы в плечи, но Глеб не опустил головы, а лишь холодно усмехнулся.
– Очень смешно! – крикнул он.
– Смешно! Смешно! Смешно! – глумливо отозвалось эхо.
– Если ты попадешься у меня на пути, я изрублю тебя на куски и скормлю падальщикам!
– Падальщикам… – отозвалось эхо. – Падальщикам! Падальщикам! Падальщикам!
Наконец, эхо умолкло. Несколько секунд в лесу царила полная тишина, а потом вдруг тишина эта взорвалась смехом, и смех этот, прокатившийся по лесу, как волна, был столь жутким, что спина у Глеба под рубахой взмокла от холодного пота.
А в следующую секунду странники увидели на краю поляны одинокую фигуру.
10
По кронам деревьев пробежал протяжный шорох. Глеб вытянул из ножен меч и замер, глядя на плывущую к ним навстречу фигуру.
Приближаясь, она беспрестанно меняла форму и вид – то становилась белой, как гипсовая статуя, то черной и блестящей, как шлифованный гранит, то превращалась в горящий куст, то в крылатого ангела.
– Боже! – изумленно прошептал Глеб, сжимая в пальцах кряж меча.
Зрелище было красивое и захватывающее. Неизвестно, что видели в очертаниях приближающейся фигуры Хлопуша, Лесана и Рамон, но и они смотрели на нее завороженными взглядами.
Наконец, фигура остановилась в трех саженях от костра, по ней пробежала перламутровая волна, а потом фигура замерла и обрела, наконец, четкие очертания. Седобородый старец с посохом в руке, закутанный в светлую хламиду, стоял и насмешливо глядел на странников.
Глеб сбросил оцепенение, ринулся вперед и молниеносно рубанул волхва мечом. Клинок пронесся сквозь фигуру волхва, как сквозь облако, не причинив ей никакого вреда.
– Отражение! – выдохнул за спиной у Глеба Хлопуша. – Глеб, этот гад ненастоящий!
Глеб оглядел ближайшие деревья и громко крикнул:
– Где ты прячешься, паромщик? Выйди, покажись!
Фигура, стоявшая перед Глебом, подернулась рябью, но тут же снова восстановилась.
– Зачем же так кричать? – услышали странники сипловатый голос волхва. – Я стою перед тобой и прекрасно тебя слышу.
Глеб хмуро уставился в лицо призраку.
– Что тебе нужно? – спросил он. – Почему ты не оставишь нас в покое?
Призрачный волхв медленно поднял левую руку и слегка дернул пальцами. В тот же миг с пальцев его сорвалась голубая змейка и, сверкнув в воздухе, ударила Глеба в грудь. Глеб отшатнулся и сделал пару шагов назад, однако устоял на ногах.
– Дьявол… – На лбу Первохода выступили крупные капли пота. – Корчишь из себя Перуна?
Довгуш усмехнулся.
– По-моему, у меня неплохо получается. Эй, толстяк! – окликнул он Хлопушу. – Ты по-прежнему думаешь, что я ненастоящий?
– Еще раз назовешь меня толстяком, и я забью этот меч тебе в задницу, – свирепо проговорил Хлопуша, выставив перед собой сверкающий клинок.
– Оставь свои угрозы, здоровяк. И не бойся меня. Я не собираюсь вас убивать. – Волхв снова перевел взгляд на Глеба и добавил: – По крайней мере, не сейчас. Я просто хочу поговорить с вами, ребята.
– О чем?
Волхв прищурил прозрачные глаза.
– Вы не сможете выбраться из леса, пока я вам не позволю. Я закружу вас, и вы сгинете в дремучей чащобе. Поверьте мне, это в моих силах.
Глеб усмехнулся.
– Как я понимаю, ты хочешь сделать нам предложение, от которого мы не сможем отказаться?
Старец кивнул.
– Верно. Верните мне мой амулет. Верните, и я оставлю вас в покое.
Глеб задумался, поглядывая на волхва из-под нахмуренных бровей. За спиной у него Хлопуша негромко предложил:
– Первоход, давай отдадим ему этот дурацкий камень. На кой леший он нам сдался?
– Нет, Первоход, не отдавай ему камень, – быстро сказала Лесана. – Он все равно не выпустит нас из леса. А с камнем его могущество возрастет стократно.
– Глупости, – проворчал Хлопуша. – Мы ему не нужны. Ему нужен камень. Пускай забирает и катится к лешему.
– Гм… – Глеб поскреб ногтем горбинку на переносице и усмехнулся. – Ты слышал, что они сказали, паромщик. Сам видишь – голоса разделились. Но у нас есть еще один член команды, и он тоже имеет право на собственное мнение.
Глеб чуть повернул голову и окликнул:
– Рамон! Ты слышал, о чем говорил волхв?
Толмач, сидящий у костра, разомкнул губы и ответил:
– Да, Первоход. Я все слышал.
– И что ты на это скажешь?
– Я согласен с Лесаной. Этот чародей-паромщик – порождение Гиблого места. А ни одна темная тварь не выпустит жертву из лап, пока не перекусит ей горло.
