Давешний сенатор опять подал голос:
— Да бросьте вы! Вам не кажется, что это немного несправедливо? Генерал Родерик бескорыстно ставит общественное благо выше собственных интересов, хотя и пропускает при этом незапланированное, чрезвычайное заседание Сената. Неужели он будет наказан за это ради рабского соблюдения всех процедурных тонкостей?
По залу пронёсся одобрительный гул: «Верно!.. Пусть племянник скажет слово за дядю!.. Какая разница?..»
Мефодий вновь ударил жезлом об пол, призывая к тишине, и сердито обратился к Петру:
— Хорошо. Тебе слово, молодой человек.
Словно приговорённый к казни, как в тумане, Пётр поднялся на трибуну. Чувствуя себя неловко в своей дурацкой форме, он одновременно с трепетом понял, что в этом зале он самый молодой; он смотрел на сенаторов в их белых тогах, видел их мудрые лица, оценивающие, суровые взгляды... Внезапная волна паники захлестнула его; он почувствовал, как пересохло во рту и ладони стали мокрыми от пота. На мгновение в голове стало совсем пусто, и Пётр испугался, что не сможет произнести ни слова. Он заставил себя вспомнить все слова Целера — полные насмешки и презрения к его дяде, к человеку, которого он уважал и любил больше всех на свете, — и оцепенение спало, уступая место негодованию.
— То, что Целер рассказал вам о Виталиуме и Ипатии, вполне может быть правдой, — медленно начал Пётр, собираясь с мыслями. — Я не настолько хорошо информирован, чтобы судить об этих людях. Однако в своём стремлении бросить тень на имя моего дяди, генерала Родерика, Целер не только позорит честь своей службы, всегда стоявшей на стороне справедливости, но и клевещет на доброго и верного слугу Империи.
В душе Петра нарастал гнев по поводу несправедливого нападения Целера на Родерика. Однако навыки, полученные на занятиях по риторике, предупреждали: будь осторожнее! Гнев нужно использовать правильно, тогда он становится оружием, придавая речи убедительность; безудержный гнев может всё уничтожить, спутать мысли и обесценить аргументы.
— Перенеситесь памятью назад, в годы правления консула Павла
[18], когда Восточная Римская Империя стояла, возможно, перед самой большой опасностью в своей истории, опасностью даже большей, чем нашествие Аттилы: попыткой завоевания персами Диоцезов «Восток» и «Египет» — половины всей территории Империи. Императорская армия завязла в Исаврии, и единственные, кто встал на пути громадной армии персов, были пограничники под командованием моего дяди.
Столкнувшись с подобной мощью, многие командиры — без всякого бесчестия для них — избрали бы тактическое отступление. Но только не Родерик. Зная, что поставлено на карту, он вышел против персов и — сочетая хладнокровие, мужество и талант полководца — нанёс им сокрушительное поражение.
Внезапно в голове Петра промелькнула мысль: что, если теперь, когда он реабилитировал своего дядю в глазах аудитории, попытаться нанести удар Целеру — такой, который действительно повредит его репутации?
Это означало бы принять на себя громадный риск, и Целер станет его врагом на всю жизнь — опасным, беспощадным и могущественным врагом. Пётр колебался, чувствуя, что стоит на берегу своего личного Рубикона...
Одной из сильных сторон имперской бюрократии всегда были её открытость и сравнительная доступность. Вооружённый соответствующим пропуском, Пётр не раз выполнял поручения своего дяди (когда он уже стал сенатором) и просматривал разные учётные записи и архивные документы. Год правления консула Павла был памятен не только победой Родерика над Тамшапуром и не только скудным урожаем, из-за которого даже в столице начались перебои с хлебом.
Примечателен этот год был и тем, что именно тогда в официальных документах начинает всё чаще появляться имя Целера — по самым разным ведомствам, особенно в департаментах финансов и резервов. За последующие годы продвижение Целера по карьерной лестнице было довольно устойчивым и необъяснимо стремительным: от простого клерка до секретаря комитета, затем до комеса-таможенника, а следом — до инспектора. Переход в другое дворцовое ведомство сопровождался столь же быстрым взлётом: от agens in rebus
[19] до главного распорядителя — наиболее могущественной должности в Империи, носитель которой подчинялся лично императору.
В ходе своих исследований Пётр не обращал особого внимания именно на Целера — тот был лишь одним из многих. Но многолетняя практика исследовательской работы с документами развила его память — и Пётр мог в любой момент вспомнить нужные разделы документов, которые он когда-либо изучал, а с ними — и имена. В предшествующий консульству Павла год имя Целера в документах не упоминалось вовсе; после — упоминалось постоянно. «Что-то там случилось, — лихорадочно размышлял Пётр. — Что-то произошло в тот год, изменившее судьбу Целера навсегда...»
Чтобы занять высокие посты, требовались деньги, протекция или талант. Семья Целера не была ни богатой, ни знатной, а сам Целер, будучи исполнительным и добросовестным, звёзд с неба не хватал. Разумеется, не обошлось без взятки — это было незаконно, но прибегали к этому способу все. Вслух об этом не говорилось, и формальная экспертиза утверждала, что все кандидаты на государственные должности обладают исключительными способностями...
Целер в тот год обзавёлся деньгами. Достаточно большими, чтобы купить себе пост в администрации.
Инстинкт, который часто подсказывал Петру, виновен или невиновен обвиняемый — каков бы ни был официальный вердикт, — сработал и на этот раз. Пётр знал, откуда Целер взял деньги. Он заработал их на спекуляциях зерном!
Пётр с лёгкостью представил себе эту сцену: молодой честолюбивый Целер (без гроша за душой, но зато с уймой знакомых и приятелей) заключает сделку с капитаном одной из александрийских барок — сделку, которая принесла прибыль им обоим. Партия «испорченного» зерна будет передана на один из государственных складов, и его начальник получит щедрое вознаграждение, а затем зерно будет продано голодающим людям по завышенной цене...
Все эти картины пронеслись в мозгу Петра за несколько секунд. Сердце колотилось в груди, губы пересохли.
— Досточтимые члены этого почтенного собрания! Мне осталось сказать только одно. Спросите сами себя: когда мой дядя рисковал своей жизнью, чтобы спасти Империю от персов, а бедняки Константинополя просили хлеба — чем таким занимался Целер, что совершенно неожиданно принесло ему богатство и власть?!
Туника его намокла от пота, ноги дрожали. Пётр медленно сошёл с трибуны и вернулся на своё место в проходе.
Звенящее молчание воцарилось в зале заседаний Сената. Пётр с тревогой ждал гневных опровержений Целера — если его обвинения были голословны...
Наконец тишину нарушил Целер, бросивший с нервным смешком:
