Зоряна, мерно покачиваясь в седле, искоса поглядывала на молчаливого ходока, а потом тихо спросила:
– Отчего такой мрачный, Первоход? Бери пример с толстяка, тот, похоже, всегда в отличном расположении духа.
Глеб открыл тяжелые веки, посмотрел на Зоряну задумчивым взглядом и снова отвернулся. Тогда девушка заговорила снова:
– Может, отпустишь меня, а? Я тебе слово дам, что разбойничать более не стану.
– И без слова не станешь, – небрежно заверил ее Глеб. – А коли станешь: поймаю, засуну в бутылку и заброшу в самый глубокий омут.
Зоряна усмехнулась.
– А я тебя другим представляла. Думала, ты свирепый и страшный. А ты вон какой – добрый, мягкий да податливый.
– И не говори. Порой сам на себя дивлюсь. Другой бы на моем месте заткнул тебе рот кляпом да положил поперек коня, чтоб ты кочки считала. А я терплю.
Зоряна было нахмурилась, но спустя пару секунд согнала с лица тень и улыбнулась.
– Странное дело, – сказала она. – Хочу на тебя обидеться, а не получается. Как думаешь, почему?
Глеб прищурил темные глаза и ответил:
– Потому что на обиженных воду возят, а впереди ручей.
Словно в подтверждение его слов, усталый конь вскинул понурую голову, понюхал воздух ноздрями и радостно заржал. Глеб улыбнулся и погладил его ладонью по шее.
– Скоро, Гнедаш, скоро. Напьешься вволю. А доберемся до поселка, я тебе овса куплю. Будешь есть, пока бока не раздуются.
Зоряна посмотрела на Глеба и с любопытством спросила:
– Ты все еще чувствуешь этого парня?
– Да. Он близко. В шести верстах отсюда. Ждет, кого бы обыграть. И скоро дождется.
3
Игрок Тиш сидел за столом, лениво оглядывая зал кружечного дома. В последнее время путников было маловато, и хорошей игры приходилось дожидаться по многу дней, а то и недель.
Высокого, худощавого парня с гривой темных волос и тяжелым взглядом Тиш отметил для себя сразу. Тот вошел в кружало и с удивлением уставился на волосатые кабаньи головы, прибитые над стойкой. Верный признак того, что посетитель был нездешним.
Однако на богатого купца парень был не похож, а потому Тиш тут же потерял к нему интерес и снова заскучал. Вскоре он стал дремать над кружкой с олусом, и тут негромкий, но близкий голос его окликнул:
– Эй, друг! Это у тебя бруски?
Игрок Тиш открыл глаза и уставился на темноволосого парня. Затем облизнул сухие губы и спросил:
– Кто ты и чего тебе надобно?
– Кто я? – Незнакомец усмехнулся. – Я тот, кто обыграет тебя в бруски.
– Ой ли? – усмехнулся Тиш. – Не много ли на себя берешь, странник?
– Не больше, чем могу унести, рябой. Так как – сыграешь со мной?
Тиш прищурился и снова взглянул на небогатую одежду странника. Стоит ли с таким связываться? Сперва соперник должен проиграться в пух и прах, чтобы затем войти в неистовый раж и поставить на кон годы собственной жизни. А этому и проигрывать нечего. Послать бы его к лешему…
– Только ты и я, – сказал незнакомец, глядя Тишу в глаза. – У тебя, судя по яхонтам на шапке, много серебра. А мне как раз недостает десяти монет до сотни.
– Так ты богач? – заинтересовался Тиш.
Незнакомец усмехнулся.
– Точно! Денег много, а вложить не во что, «Майкрософт» еще не изобрели, а нефть лошадке в зад не вольешь. – Произнеся эти непонятные слова, странник достал из кармана замшевой куртки плотный кожаный кошель и брякнул его на стол.
Тиш взглянул на кошель, затем перевел взгляд на незнакомца и спросил:
– Как тебя зовут, странник?
– Бонд, – ответил тот. – Джеймс Бонд.
– Что ж, Бонд… Если хочешь сыграть, давай сыграем.
…Спустя полчаса Тиш откинулся спиной на бревенчатую стену, перевел дух и сказал:
– Проигрался ты, Бонд. В пух и прах.
– Да уж… – Странник вздохнул. – Проигрался. Ничего не попишешь.
– Небось, хочешь отыграться?
– Хочу. Только поставить на кон мне нечего. Слушай, а может, возьмешь мою куртку? Куртка фирменная, почти не ношенная. Только что из химчистки.
Тиш непонимающе нахмурился.
– Странный у вас, хлынцев, выговор. Куртка у тебя хорошая, Бонд. Однако мне она не нужна.
– Что же мне поставить?
Игрок чуть прищурил свои непроницаемые глаза и вдруг спросил:
– Сколько тебе лет?
– А сколько дашь? – прищурился в ответ странник.
– Думаю, не больше тридцати. Кости у тебя крепкие, мясо тугое, и зубы еще все свои. Жизнь у тебя впереди, Бонд, долгая. Коли не будешь ввязываться в драки, проживешь еще тридцать.
– Что ты, игрок, какие драки? Я их с малолетства избегаю. Но не пойму, к чему ты клонишь?
– Поставь на кон свои годы. Хочешь – пять, хочешь – десять. А хочешь – все тридцать.
Некоторое время соперники смотрели друг другу в глаза; один – спокойно и серьезно, второй – удивленно и недоверчиво. Затем странник разомкнул губы и проговорил:
– Уж не шутишь ли ты со мной, игрок?
– Не шучу, – сказал Тиш.
Странник почесал ногтями переносицу, подумал, усмехнулся и спросил:
– Ну, а сам-то ты что поставишь?
– Серебро, – ответил Тиш. – По одному дирхему на каждый твой год.
Глеб Первоход (а это, конечно же, был он) чуть прищурил темные глаза. «Неужто этот гад и впрямь может высасывать из людей года?» – подумал он.
– Ну? – снова заговорил игрок Тиш. – Что скажешь, Бонд? Попробуешь отыграться или уйдешь отсюда как есть?
Пару мгновений Глеб колебался, а затем усмехнулся и ответил:
– Отчего ж не сыграть? Ты сам сказал, что мужик я крепкий и жить мне еще долго-предолго. Давай сыграем.
…Прошло еще десять минут.
– Вот дьявол! – севшим голосом проговорил Глеб, глядя на разложенные по столу бруски и не веря своим глазам. – Это невероятно!
Игрок взглянул на него остро и холодно, как палач на жертву, а потом сухо проговорил:
– Ты проиграл, Бонд. Изволь расплатиться.
«И как я это сделаю?» – хотел спросить Глеб, но тут в горле у него пересохло, а глаза заслезились.
Сердце в груди у Первохода стиснула судорога, а колени скрутила боль. Глеб опустил взгляд и посмотрел на свои руки. Руки его сморщились и покрылись россыпями пигментных пятен. Внутри у Глеба похолодело. Он поспешно схватил со стола серебряный поднос, смахнул с него хлебные крошки и посмотрел на свое отражение. С поверхности подноса на него уставился седовласый, морщинистый старик.
