– Я сдамся только вашему герцогу, – заявил он, с облегчением убедившись, что в голосе его не угадывается ни намека на внутренний ужас.
Рыцари переглянулись, затем осыпали его новым потоком немецких слов. Ричард попытался снова, на этот раз на латыни. Когда стало ясно, что так его тоже не понимают, он обернулся, припомнив, что его кузен нахватался от Арна немецкой речи.
Мозги у Моргана работали туго, но ценой больших усилий ему удалось выдавить:
– Herzog! Herzog Leopold!
Имя герцога тут же произвело действие, и Морган добавил:
– Hier, – сказал он и обвел рукой комнату, дав понять, что Леопольд должен прийти сюда.
Рыцарям это явно показалось хорошей идеей, потому что они закивали, а в возгласах «Ja» слышался очевидный энтузиазм.
– Они поняли. – Морган облегченно выдохнул. – И приведут Леопольда.
Австрийцы, с мечами в руках, стояли на пороге, но ожидание их вполне устраивало. Они глазели на Ричарда, пихали друг друга. Постоянно слышалось слово «Löwenherz». Король еще до перевода Моргана сообразил, что означает оно «Львиное Сердце». Подойдя к постели, Ричард поднял свой полинялый, заляпанный грязью плащ и набросил его на плечи на манер королевской мантии.
От величественности жеста у Моргана выступили на глазах слезы. Валлиец поначалу относился к кузену настороженно, потому что преданно служил брату Ричарда Жоффруа и их отцу Генриху, старому королю. Но за два минувших года он узнал государя ближе, и теперь понимал всю степень его отчаяния и тоски: гордецу из гордецов приходится склонять голову перед врагами, которых он презирает. Морган не сомневался, что Ричарду проще было бы сдаться в плен Саладину. Глядя, как кузен готовится встретить опасности и унижения, поджидающие его впереди, Морган вспомнил Гийома де Пре, назвавшегося Малик-Риком
[5], чтобы спасти короля от плена. Он подумал, что охотно пошел бы на такую же жертву, будь это в его власти: не только потому что Ричард был для него королем и родичем, но и потому что их объединяли узы, осознать силу которых способны только те, кто сражался бок о бок и смотрел в лицо смерти на поле боя.
Отражение собственного несчастья валлиец наблюдал на лице Гийена. В глазах у друга тоже стояли слезы.
– Мне жаль, сир, – сказал великан.
Ричард тряхнул головой и на миг положил руку на плечо рыцарю. Морган поднял свой плащ и отвязал от пояса кошель с деньгами. Он знал, что солдаты приберут к рукам все до пфеннига, и хотел как мог помочь их домохозяйке: уж лучше пусть серебро достанется ей, чем прихлебателям Леопольда. Его взгляд на миг задержался на лежанке Арна. Ему было страшно думать о том, что могло приключиться с парнем в Вене.
Очень скоро за окном послышался шум, свидетельствующий о прибытии Леопольда. Никогда и ничего Ричард не боялся сильнее, чем того, что предстояло ему пережить сейчас. Вполне вероятно, истекали последние мгновения, когда они были вместе, и он подошел и обнял Моргана и Гийена.
– Будь я проклят, если стану дожидаться, когда меня вытащат отсюда как лису из норы, – заявил он и двинулся к двери.
Воины расступились перед ним с поспешностью почти комичной. «Как Моисей, раздвигающий воды Красного моря», – подумалось ни с того ни с сего Моргану, который вместе с товарищем последовал за королем.
На улице, под тусклым, негреющим зимним солнцем, выхода Ричарда из дома ожидала целая толпа: солдаты, селяне, большой отряд рыцарей, сопровождающих герцога. Леопольд восседал на роскошном белом скакуне и был облачен в богатое одеяние: шапка и мантия с собольим мехом, ножны украшены самоцветами, пальцы в драгоценных перстнях. Что-то в его наружности не совпадало с воспоминаниями Ричарда, и тут он понял, что впервые за время их знакомства Леопольд улыбался.
Леопольд не спешил слезать с коня, поскольку это давало ему возможность свысока смотреть на человека, который был на несколько дюймов выше его ростом.
– Когда мне доложили про схваченного на рынке мальчишку, я, признаюсь, питал определенные сомнения, – сказал он, по-прежнему улыбаясь. – Но слава Богу, это действительно ты.
Ричард смерил его равнодушным взглядом.
– Милорд герцог, – процедил он.
Король не сдвинулся с места, пока Леопольд слезал с седла, а затем сделал шаг вперед и вытащил меч. Большинство воинов герцога уже стояли с обнаженными клинками, и теперь вскинули их. Не обращая на них внимания и не говоря ни слова, Ричард протянул меч рукояткой вперед своему пленителю.
Леопольд принял меч, затем внимательно и неспешно смерил Ричарда взглядом, отметив спутанные волосы, отросшую бороду, замызганные сапоги и пыльный плащ, который лишь отчасти прикрывал бывшую некогда белой, а теперь испещренную пятнами грязи и пота тунику тамплиера.
– Не слишком-то ты сейчас похож на короля, милорд Львиное Сердце! Воистину, видок твой более приличествует бедняку, коему и подобает прятаться в лачуге вроде этой. Воистину, «погибели предшествует гордость, и падению – надменность»
[6].
Ричард обрадовался заструившейся по жилам ярости, потому как ее поток смыл стыд и страх.
– Если уж ты решил цитировать Писание, напомню тебе другой стих: «Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет»
[7]. Не будет прощения тем, кто чинит вред принявшим крест, ни перед церковью, ни перед Всемогущим. Лучше поразмысли над этим, пока есть время. Стоит ли удовлетворение мелкой мести вечного проклятия?
Кровь прилила у Леопольда к лицу и к шее.
– Ты лишился права на церковную защиту из-за твоих преступлений в Святой земле!
– Что-то не доходила до меня весть о твоем избрании папой. На священном престоле сидит Целестин, и неужели ты действительно считаешь, будто он тебя поддержит? Да когда рак на горе свистнет!
Разговор шел по-французски, поэтому только Морган и Гийен могли понимать обвинения, которыми обменивались два правителя. Зная, что Ричард никогда не мог вовремя сдержаться в разговоре, Морган поспешно подошел ближе. Хотя он и не считал Леопольда человеком напрочь, лишенным чести, вроде Генриха, он все-таки не посовестился схватить крестоносца. Что может произойти за стенами его замка, если Ричард продолжит вот так задирать его? Решив, что пора вмешаться, валлиец, стараясь придать голосу уважительность и ровность, сказал:
– Милорд герцог, а что сталось с Арном, тем парнем, схваченным на рынке? Где он?
Леопольд посмотрел на него, явно не уверенный, стоит ли удостаивать этот вопрос ответом.
– Как я упомянул, мальчишка упрямствовал, – произнес он после долгой паузы. – Нам пришлось развязать ему язык. Но не думаю, что причиненный ему ущерб слишком серьезен.
