По виду, с которым «Глэдис» прислонился к калитке, я поняла, что он тоже разочарован.
– Ничего страшного, – сказала я, взяв его за руль. – Мы поедем домой и ублажим себя машинным маслом и графитовой смазкой.
Больше всего на свете «Глэдис» любит, когда его натирают этими смазками, особенно когда с помощью куска проволоки я добираюсь до самых чувствительных мест. Он только что не мурлычет.
Потом мы почти в идеальном молчании прокатимся по аллее до ворот Малфорда и обратно. Мы будем подводной лодкой его величества «Безмолвный» в Северной Атлантике, преследующей вражеские военные корабли. Несмотря на официальное имя, мы втайне зовем себя корабль его величества «Гладиола» (остроумная комбинация из наших имен).
– Медленно идем вперед. Перископ наверх. Остановка на один, два, три. Поворот на сто десять градусов. Стоп. Огонь раз! Огонь два! Огонь три! Перископ – приз.
Тыдыщь! Тыдыщь! Тыдыщь!
– Всем награды, – скажу я, когда «Глэдис» будет скользить в гордом молчании.
Из-за церкви послышались взволнованные голова. Судя по звуку, какие-то возмущения. Что происходит?
Я снова прислонила «Глэдис» к калитке и поспешила к северной стороне.
Толпа молодых людей в черных шортах, длинных лосинах и полосатых рубашках поло носилась между могильными камнями за мячом, который явно жил собственной жизнью, катаясь по траве.
Раздался пронзительный свист, и маленькая фигура в халате и кардигане замахала руками.
– Ноулз! – завопила Синтия. – Форварды должны опускать головы вниз, а не задирать вверх! Ради бога, держись к центру игрового поля. Пейджит, держись в игре! Не надо пытаться перегнать мяч! Следуй за ним, когда форварды в схватке передают его дальше и дальше. Теперь мячом завладели их полузащитники. Ты должен был заблокировать их или передать мяч своим игрокам, находящимся за нашими полузащитниками. Ты просто невыносим. Но не переживай, научишься со временем. Привет, Флавия!
– Вижу, вы заняты, – констатировала я. – Приду позже.
– Нет-нет, милочка, – возразила она. – Все в порядке. В любом случае я хотела поговорить с тобой.
– О чем? – спросила я.
– Следи за его ногами, Бофор! – завопила она. – Слишком поздно. Он тебя опередил. Отличная работа, Пембертон. Отличная! – И она продолжила разговор со мной более сдержанным тоном: – О миссионерках.
– Да? – сказала я. Поскольку теперь это дело стало профессиональным, я ничего не выдам.
– Как у них дела? – поинтересовалась Синтия. – Полагаю, они легко нашли дорогу в Букшоу?
Я кивнула.
– Доггер возил их на прогулку в башню Ахава. У мисс Стоунбрук случился приступ астмы, и они вернулись домой. Доктор Дарби облегчил ее состояние.
– О, я так рада это слышать. Не о приступе астмы, конечно же, а о том, что доктор Дарби о ней позаботился. Чедуик, никогда не беги обратно, когда забиваешь гол! И Бландингс, когда играешь на своих двадцати пяти ярдах, никогда-никогда, ни в коем случае не передавай мяч от края к центру. Уводи его в сторону. Дай форвардам возможность убрать его из опасной зоны. – Она добавила: Призрак великого Цезаря! Как она?
– Она отдыхает, – ответила я. – Не беспокойтесь. Мы за ней присматриваем. Кроме того, мне нужно поговорить с вами о свадьбе Фели. Мне нужен список всех присутствовавших.
– Зачем? – удивилась Синтия. – Колльер! А ну шевелись! Прости, милочка, иногда приходится говорить на их языке, так сказать. А теперь зачем, во имя всех святых, тебе нужен список?
– Я подумываю написать заметку для «Хроник Хинли», – соврала я.
Мне очень не хотелось лгать Синтии, но на кону моя профессиональная репутация. Даже если мой клиент мертв, я не могу трепать о его делах по всем окрестностям.
– Ты не сможешь их всех вместить, милочка, – предупредила она. – И даже если сможешь, они не напечатают. Для светских объявлений у них ограничение в двести пятьдесят слов, я это точно знаю. Сама написала их во множестве.
Бедняжка Синтия, подумала я. Жена, домохозяйка, прачка, уборщица, адвокат, приходской казначей, организатор общественных мероприятий, бухгалтер, цветочница, машинистка, святая, кухарка и утешительница. А теперь еще тренер по регби. Удивительно, как она еще не рассыпалась на кусочки.
– Колльер! – крикнула она. – Никогда не выходи на финишную прямую, пока не уверен на все сто процентов. Помни, ты – последняя линия защиты.
Она прошептала мне: «Бедняга Колльер. Я пытаюсь обращаться с ним, как с остальными, но он лишился матери во время летнего семестра. Он храбрится, но все знают, что он не в себе».
Колльер в отчаянии закрыл руками лицо. На секунду этот высокий юноша показался таким одиноким посреди надгробий.
– Какая жалость, – сказала я. На самом деле мне хотелось подбежать к нему и утешительно обнять.
Мы, те, кто потерял родителей, мы единое целое, подумала я. Мы все братья и сестры по крови.
– Так трагично, – продолжила Синтия. – Он ужасно по ней скучает. Они были скорее приятелями, чем матерью и сыном.
Я так позавидовала юному Колльеру. Мы не были приятелями ни с отцом, ни с матерью, вернее – с матерью могли бы, но Харриет погибла, когда я была совсем маленькой, оставив пустоту, которая никогда не заполнится.
– Не печалься, Флавия, – сказала Синтия. – У него все будет хорошо. У него есть друзья.
Я заставила уголки рта приподняться.
– И она оставила его при деньгах. У него стабильный доход, роялти от ее записей и все такое.
– О да, – подтвердила Синтия. – Его мать, мадам Адриана Кастельнуово, – знаменитая гитаристка. По мужу она была Колльер. Он и правда будет очень богат. Не спи, Григсон! Избавляйся от чертова мяча!
У меня челюсть отвисла до земли. Из транса меня вывел свист Синтии.
– Время! – выкрикнула она. – Закончили. Викарий будет ждать вас в часовне, и, если я не ошибаюсь, сегодня у вас «Екклесиаст». «Мертвые мухи портят и делают зловонною благовонную масть мироварника»
[16]. Помните, парни, он говорит о регби. Старайтесь и играйте хорошо!
С гиканьем и свистом молодые люди унеслись с кладбища для дальнейшего обучения.
Колльер продолжал сидеть на могильном камне, уныло глядя в землю и сжав кулаки между коленями.
Я подошла к нему, топая по траве, чтобы не застать его врасплох.
– Простите за вторжение, – сказала я, – но любите ли вы кладбища так, как люблю их я?
Колльер медленно перевел на меня взгляд своих темных глаз.
– Вы производите впечатление человека, наслаждающегося одиночеством, – продолжила я. – Горжусь своей способностью узнать коллегу-кладбищанина с первого взгляда. Простите, если я ошиблась.
