– Принести тебе чего-нибудь?
– Все хорошо.
– Дейзи?
Сдерживая слезы, она повернулась.
– Я рад, что все обошлось, – сказал отец. – Не волнуйся о пальто.
– Спасибо. – Дейзи принялась подниматься по лестнице.
Доминик смутно осознавал, что она чем-то обеспокоена и мыслями далеко отсюда, но решил не говорить об этом Анжеле: ей нельзя доверять в подобном деле. Это будет их с Дейзи секрет. Он поднимется к дочери позже и проверит, как она.
Залитые кипятком сушеные грибы источали запах немытых тел, но это был единственный известный Анжеле вегетарианский рецепт. Ей вдруг захотелось запечь для Мелиссы свиную голову – глянцевито блестящую, с яблоком во рту. Правда, это расстроит Бенджи. Сегодня Анжела сказала Доминику, что хочет домой, и на миг ей показалось, будто он согласится. Однако он тут же взял родительский тон, который использовал все чаще и чаще в последние дни.
– Ты потом пожалеешь об этом. Да и Ричард обидится. Потерпи немного.
От его правоты ей лишь стало хуже. Херес, томатное пюре… Ризотто из «Лондиса».
В кухню вошла Луиза, поставила перед Анжелой бокал красного вина и села на подоконник. В ней что-то неуловимо изменилось.
– Прости за вчерашнюю ночь.
Вчерашнюю ночь? Анжела так наловчилась изгонять воспоминания, что не сразу и вспомнила.
– Скорее, это мне следует извиняться.
– Или ни одной из нас не нужно просить прощения.
Кажется, Луиза изменила точку зрения и решила перейти на ее сторону? Она явно относится к ней теплее, чем раньше. Анжела высыпала рис в сковороду и размешала его.
– Доминик сказал, у тебя был сложный период в жизни.
– У тебя сейчас, похоже, тоже такой период? – спросила Анжела, не желая говорить ни о себе, ни о Карен.
– Так заметно?
– В аббатстве вы, кажется, поссорились.
– У меня есть прошлое. – Луизе вдруг остро захотелось закурить. Она не курила одиннадцать месяцев, а руки до сих пор иной раз казались пустыми без сигареты. – А Ричард предпочел бы, чтобы я была невинной, как юная невеста.
– А! – Анжелу затошнило при мысли о Ричарде и сексе. Потом ей стало смешно. – Бедный Ричард. – Она налила в рис воду.
– Почему?
– Прошлое так и преследует его. Я доставила ему немало хлопот тем, что не ухаживала за мамой… – Анжела усмехнулась и отпила вино.
Луизе было не до смеха.
– У него на работе ведется расследование, – сообщила она.
– Доминик что-то такое упоминал.
– После неудачной операции одна девушка оказалась прикована к инвалидному креслу. А перед тем Ричард делал ей рентгенограмму. Директор больницы отправил девушке письмо с насквозь фальшивыми извинениями. Ее семья отнесла письмо к адвокату, и теперь хирург валит все с больной головы на здоровую и пытается обвинить Ричарда.
– Что будет, если его признают виновным?
– Ричард надеется, что до суда не дойдет. Но в последние несколько дней… Люди все время ошибаются, даже честные люди.
Кровь бросилась Анжеле в лицо, ей захотелось защитить Ричарда, даже не зная всех подробностей дела. Она тщательно обдумала, как лучше проявить сочувствие.
– Надеюсь, все сложится хорошо. Для вас обоих.
Руки у Анжелы были скользкими, и она передала банку с сушеными томатами Луизе. Та отвинтила крышку. Некоторое время обе молчали.
– У нее был генетический порок развития. У Карен. Она не… Плод был нежизнеспособен. Иногда я мысленно представляю альбом с ее фотографиями. Жизнь, которую она так и не прожила. Я так ясно вижу эти фотографии…
Луиза вновь ощутила тот подземный гул, от которого ее бросало в дрожь.
– А завтра?..
– Я боюсь. – Анжела убавила температуру на печке.
– Чего?
Сквозь музыку Генделя донесся едва различимый голос Мелиссы:
– Что я заверну за угол и увижу ее. Или, наоборот, что она окончательно исчезнет. Понимаешь, восемнадцать лет, уход из дома и все такое. И я не знаю, что хуже.
Воцарилось молчание.
– Что ж, этот разговор нас, в некоторой степени, ободрил, – наконец резюмировала Луиза.
– И в самом деле, – согласилась Анжела. Ризотто тихо бурлило, вода побелела от риса. Анжела накрыла сковороду крышкой, оставив промежуток для пара. – Я редко об этом говорю. Зря, наверное. – Анжела подумала, что «ободрил» не совсем то слово. «Объединил», пожалуй, точнее. Разговор с Луизой наконец-то позволил ей ухватиться хоть за что-то в этом бездумном вынужденном отдыхе.
Луиза подошла к Анжеле и положила руку ей на плечо.
– Я схожу и сообщу всем, что обед будет минут через двадцать.
Алекс почти не интересовался искусством. Ему нравилась кое-какая музыка, несколько картин и стихотворений, однако школьные занятия по развитию художественного вкуса он считал пустой тратой времени. Иностранные языки – это важно, хотя можно поехать в Италию или Польшу и через пару месяцев сносно общаться на итальянском или польском. Что до математики и естественных наук – Алекс полагал, если они ему когда-нибудь и понадобятся, то он лучше наймет профессионала в этой области. То ли дело – история. Поначалу Алекс изучал ее с наслаждением. Пластиковые рыцари сменялись моделями самолетов и документальными телефильмами о Галилео и Адриановом вале. Было в истории нечто от детектива – можно найти ответы на вопросы, если знать, где искать: на заброшенных чердаках, под землей, на римских дорогах, в неприличной резьбе на полу под церковной скамьей.
У Алекса была энциклопедия «Древняя история Европы», которую он обожал. Кельты, саксы и викинги приходили и уходили. Стабильность и мимолетность сменяли друг друга – отличный пример почти для всего. То, на что можно полагаться, взаимодействует с тем, на что полагаться нельзя. Факты и мнения. Чувства и мысли. Алекс до сих пор по-настоящему не понимал, что это лишь один из способов смотреть на мир. И что есть люди, которые смотрят – и не видят неизменного ландшафта: только череду событий, которые не могут контролировать.
Доминик поставил тарелку с ризотто на стул и присел на край кровати. На одеяле темнела грязь – дочь так и не сняла испачканную одежду. Глаза Дейзи покраснели и припухли.
– Я сказал всем, что ты заболела.
– Спасибо.
– Но ты ведь не больна, правда?
– Папа…
– Что случилось?
Дейзи зажмурилась.
– Если я могу чем-то помочь…
– Ты ничем не можешь помочь.
– Я беспокоился о тебе.
Нельзя лгать. Именно потому она и попала в беду.
