– Однако это не обязательно значит, что она убила свою мать.
– Я ничего не сказал об этом, – напоминает Фэйруэзер. – И я здесь не затем, чтобы пересказывать вам свои соображения. Продолжайте. Что случилось после этого?
– Я сказала ей положить дробовик на пол, переключить телефон на громкую связь, потом открыть входную дверь и высоко поднять обе руки.
– Почему вы не сказали ей завершить звонок? И сами не повесили трубку?
– Потому что чувствовала, что нельзя оставлять ее одну, – отвечаю я ему. – Ей пятнадцать лет. И она пережила травму.
– Вы только что описали, насколько мало это беспокоило ее.
– Я знаю, что иногда люди странно реагируют на подобные травмы. Она позвонила мне. Я решила, что мне нужно проследить за этим – настолько, насколько смогу. Я боялась… – Делаю паузу, размышляя, говорить об этом или нет. – Я боялась, что она совершит ошибку и кто-нибудь слишком резко отреагирует на это.
– Или что она спровоцирует кого-нибудь? Совершит самоубийство, заставив копов выстрелить в нее?
– Этого я сказать не могу. Я просто чувствовала, что она не в состоянии ясно мыслить. Ей нужна была помощь.
Он меняет тему:
– Жители Вулфхантера и окрестностей говорили, что у Марлин были плохие отношения с дочерью. Та выпивала и принимала какие-то таблетки. У нее были проблемы в школе. Она говорила вам об этом?
– Нет, – отвечаю я ему. – Никаких подробностей, как я вам и рассказала. В этом я вам ничем помочь не могу. Но если говорить честно – под это описание подходят многие дети, верно?
– И ваши тоже?
Что ж, это был точный укол.
– Нет. – По крайней мере, в том, что касается выпивки и наркотиков. – Давайте придерживаться темы, прошу вас.
Следователь снова углубляется в раскладку по времени, и я пункт за пунктом рассказываю ему, что делала до той самой минуты, когда телефон выпал из руки Веры, а потом описываю то, что сделала после этого. Часть этих действий, конечно, невозможно подтвердить, но я думаю, что проверка местонахождения моего телефона в это время обеспечит мне алиби.
Потом он просит записать меня все это. Я знаю этот план: задать вопросы вслух, потом сличить с расписанием, запечатленным на бумаге, и найти неточности. Потом еще раз всё проверить.
– Детектив, – спрашиваю я, – как она?
– Марлин? Она мертва.
– Вера.
– Осмотр в больнице показал, что с ней всё в порядке. Просто она не хочет сотрудничать.
– Вы обвинили ее?
– Я был бы идиотом, если б не сделал этого. Ничто из того, что она сказала вам по телефону, не свидетельствует, будто она этого не делала. Но даже если б обстояло иначе – есть масса улик. Отпечатки ее пальцев на оружии, кровь на ее одежде и коже, свидетельство того, что из оружия стреляли.
– Но это был тот выстрел, который я слышала!
– Может быть. А может быть, почтальон был ее второй мишенью. Два ствола – и оба были разряжены, когда мы забрали ружье.
Хотя я и не была убеждена в невиновности девушки, это меня тревожит.
– У нее хотя бы есть адвокат?
– Мэм, я предостерегаю вас: не вовлекайтесь слишком глубоко в это дело. Возможно, мы никогда не узнаем, почему ее мать звонила вам; быть может, причиной этому было именно то, что случилось с ней, и боялась она не кого иного, как собственную дочь.
– Я спрашивала не об этом.
– Суд назначил ей адвоката, – говорит он. – Гектора Спаркса. Он из местных.
Скорее всего, ему принадлежит один из двух телефонных номеров, записанных у меня на руках.
– Могу я увидеть ее?
Следователь откидывается на спинку кресла, словно хочет как можно дальше отстраниться от этого вопроса.
– Зачем вам это делать, мисс Проктор? Вы не знаете эту девушку. Вы даже не знали ее мать.
– Она ровесница моей дочери, – говорю я. – И… и, может быть, она поговорит со мной. Говорила же она по телефону.
Он обдумывает эту идею – мне кажется, соблазн велик, – однако потом качает головой:
– Я не могу позволить такие визиты кому-то без должного правового положения, пока она не предстанет перед судом.
– А если в присутствии ее адвоката?
– Что ж, – говорит он, – если ее адвокат будет присутствовать при этом и вы получите его разрешение, то это будет расценено как помощь следствию в извлечении конфиденциальных сведений – если вы согласитесь сотрудничать с ним. В противном случае ни один честный адвокат не допустит этого.
Он говорит это, как-то странно подчеркивая слова, и я не могу до конца расшифровать смысл его фразы.
– Хорошо, – произношу я. – А если она захочет увидеть меня?
– Не вкладывайте идеи в голову этой девушки, – предупреждает он меня. – Она вовсе не тот нежный цветочек, которым вы ее, похоже, считаете. И я гарантирую, что ей не нужна ваша защита.
– Забавно, – откликаюсь я. – Помню, как то же самое говорили обо мне, когда я сидела в тюрьме, ожидая суда.
Фэйруэзер никак на это не реагирует. Он отключает запись на своем телефоне, кладет его в карман и встает, чтобы открыть дверь.
– Хорошо, мэм, – говорит он. – Я от всей души благодарю вас за вашу помощь. Вы не против, чтобы я снова связался с вами, если у меня возникнут еще какие-либо вопросы?
– Нет, сэр, я совсем не против.
Можно сказать, сейчас мы являем собой идеальную картину южного добросердечия.
Он дает мне свою визитку.
– Не забудьте отправить мне по электронной почте разрешение на проверку геолокации вашего сотового телефона. И попросите мистера Кейда прислать мне такое же разрешение, вместе с раскладкой его действий по времени. Это значительно ускорит дело.
– Я не уверена, что ускорение дела – в интересах этой девушки, – отвечаю я. – Мне кажется, что вы и так уже движетесь ужасно быстро.
– Одно лишь то, что это дело кажется совершенно ясным, не означает, что я не вкладываюсь в работу. Но я не ожидаю никаких неожиданных поворотов в этой истории, мисс Проктор. Дурная кровь. Марлин даже просила у вас помощи в своей ситуации, но всё случилось до того, как она смогла получить помощь. – Выражение его лица теряет каплю «деревенского шарма». – И чем дольше я занимаюсь этим делом, тем меньше времени у меня остается на поиски другой девочки.
– Элли Уайт? – уточняю я. – Похищение. Вы были в следственной команде?
– До того, как все это стряслось, – подтверждает он.
– Надеюсь, вы ее найдете.
– При всем моем уважении, мэм, я почти надеюсь, что найду ее не я, – отвечает он. – Потому что эта девочка уже почти наверняка мертва.
