В то же время новые назначения коснулись и лиц, прежде поддерживавших разгромленную группировку Нарышкиных: боярин князь Иван Борисович Троекуров получил в свое управление Поместный приказ. Ямской приказ, прежде соединенный со Стрелецким, стал теперь самостоятельным учреждением, и во главе его был поставлен Иван Федорович Бутурлин-Сухорукий. Чуть позже крупные государственные посты получили два виднейших представителя Боярской думы, не участвовавшие в борьбе придворных группировок. Престарелый князь Никита Иванович Одоевский 20 мая был назначен руководителем Большой казны и Большого прихода, а в июне боярин Петр Васильевич Большой Шереметев возглавил Оружейную палату. Оценивая эти назначения, С. К. Богоявленский заметил: «Никогда еще высшая московская бюрократия не имела столь ярко выраженного аристократического характера, не включала в свой состав так много представителей знатнейшего боярства, как после восстания стрельцов, направленного против самовластия бояр».
Между тем мятежное стрелецкое войско продолжало диктовать правительству свои требования, причем часто оказывалось, что они соответствуют интересам «партии» Милославских. 20 мая стрельцы подали челобитную, «чтоб великий государь указал сослать в ссылку» постельничего Алексея Лихачева, окольничего Павла Языкова, чашника Семена Языкова, всех Нарышкиных, Андрея Матвеева и других лиц, неугодных Милославским.
В то же время торжествующие мятежники не забывали и о собственных интересах. Днем раньше стрельцы, солдаты и пушкари били царю челом о выплате «заслуженных денег» с 1646 года. По подсчетам просителей, не стеснявшихся выдвигать непомерные требования, задолженность государства составила 240 тысяч рублей. Кроме того, Софья Алексеевна еще раньше распорядилась о пожаловании стрельцам по десять рублей на человека, что в целом составляло около 20 тысяч. Таких средств в казне не оказалось, поэтому было «велено сбирать со всего государства, брать и посуду серебряную и из нее делать деньги».
Подробное описание последующих майских событий, имевших исключительно важное значение для формирования новой высшей власти, привел в «Созерцании кратком» Сильвестр Медведев. По его словам, 23 мая выборные от стрелецких полков явились в Кремль и, «пришедше на Красное крыльцо, велели боярину князю Ивану Хованскому доложить государыням царевнам, что во всех их стрелецких полкех хотят, и иных чинов многия люди, чтобы на Московском царстве были два царя, яко братия единокровнии: царевич Иоанн Алексеевич, яко брат больший, и царь да будет первый; царь же Петр Алексеевич, брат меньший — и царь вторый». В случае отказа выполнить это требование стрельцы угрожали, что снова явятся «вооружася» в Кремль «и от того будет мятеж немалый».
Хованский поспешил довести стрелецкий ультиматум до сведения «государынь царевен», а те распорядились немедленно собрать «всех бояр, окольничих, думных и ближних людей», то есть Боярскую думу в полном составе. Обращает на себя внимание свидетельство Медведева, что в течение первой недели после прекращения вооруженного стрелецкого бунта Софья еще не выделилась в полной мере — все царевны вместе олицетворяли собой верховную власть. Примечательно, что обе вдовствующие царицы с этой властью уже не отождествлялись. Недолгое регентство Натальи Кирилловны закончилось с разгромом «партии» Нарышкиных в дни мятежа.
По зову царевен Боярская дума собралась в Грановитой палате. Туда же были приглашены «всяких чинов люди» — стольники, стряпчие, жильцы, московские и городовые дворяне, дети боярские, гости, выборные от посадов и от полков. Разумеется, призвали и патриарха Иоакима со всем Освященным собором.
Собравшиеся начали обсуждать вопрос о возможности установления власти двух монархов. Одни говорили, что двум царям «в едином государстве быти трудно». Другие возражали:
— Дело будет полезно государству, если два царя яко единокровные братья восцарствуют и отеческий свой и прародительный престол Московского государства удобно управят. При наступлении на Российское благочестивое государство всегда готовая будет оборона и правление чинное: если один царь противу неприятеля пойдет, другой останется в царстве своем на престоле царском и будет править государством.
Сторонники второй точки зрения подкрепляли ее примерами из всемирной истории, в которой случаи дуумвирата не были редкостью. После подробного обсуждения собравшиеся постановили провозгласить совместное царствование Ивана и Петра. Отроки были поставлены «в соборной церкви на царском месте равно», но прославляли сначала старшего, хотя младший был утвержден в качестве царя раньше. Освященный собор пропел «благодарственное Господу Богу молебное пение» и возгласил «многая лета благочестивым царям». После этого архиереи, царский «синклит» и «вси людие чинами своими особь» (то есть все чины по отдельности) поздравляли государей с восшествием на престол и объявляли свое усердное желание служить им обоим («купно»).
Всё это время стрелецкие выборные оставались на площади перед царским дворцом, ожидая решения собора. Вышедший к ним князь Иван Хованский оповестил о благополучном исходе дела и поинтересовался, «всё ли у них смирно». Выборные уверили начальника Стрелецкого приказа в своей лояльности и спросили его о самочувствии государей, на что получили ответ, что вся царская семья «милостию Божиею в добром здоровье».
Тут на авансцену политической жизни снова вышла Софья — на этот раз без сестер: «выборных изволила призвать и службу их похваляла; а впредь де за их службу им их государская милость будет». Таким образом, царевна недвусмысленно дала понять, что весьма одобряет инициативу стрельцов в деле провозглашения двоецарствия.
Спустя два дня стрелецкие выборные вновь явились «за переграду» царского дворца и «велели сказать князю Ивану Хованскому, чтобы он к ним вышел». Появившемуся вскоре боярину выборные сообщили довольно странное известие, в котором вновь всплыло имя постельницы Федоры Родимицы, названной Андреем Матвеевым доверенным лицом царевны Софьи.
— Государыни царевны Марфы Алексеевны постельница Федора Семенова дочь, — рассказывали стрельцы, — сидя за караулом у Николаевских ворот, говорила, что великий государь царь и великий князь Иоанн Алексеевич болезнует о своем государстве, да и государыни царевны о том сетуют.
Выборные потребовали, чтобы Хованский пересказал их разговор Софье Алексеевне, и попросили разрешения видеть «государские очи». Извещенная царевна приказала явиться в «государские палаты» по одному человеку от каждого полка. Стрелецких выборных приняли Иван Алексеевич и все царевны, которые «стрелецкую и солдатскую службу милостиво похваляли и о приходе выборных спрашивали». Стрельцы, повторив странные речи постельницы, спросили:
— По чьему научению она те слова говорила?
Царь и царевны решительно опровергли свою причастность к Федориным разговорам:
— Ту постельницу мы ни с какими словами не посылали никуды и никаких речей говорить ей не приказывали. Только она у нас просилась в Вознесенский монастырь и к Василью Блаженному помолиться.
Стрельцы в весьма дерзкой форме потребовали:
— Нужно, чтобы у вас, великих государей, в ваших государских палатах никакого смятения не было и чтобы великий государь Иоанн Алексеевич изволил быть на отеческом престоле первым царем, а брату его государю царю Петру Алексеевичу быть вторым царем. А мы, всех полков стрельцы и солдаты, великим государям служить хотим в равенстве.
