Толпы стрельцов кинулись к патриарху Иоакиму, который еще не получил известий о последних событиях в «государевом походе». Стрельцы обступили его с требованиями:
— Почто государи Москву покинули, и ныне у нас правителя нет? Изволь государям отписать, чтоб пришли к Москве!
Патриарх старался успокоить мятежную толпу:
— Ведайте, братие, что государи Москвы не покинули. Их, государской, издревле есть таковый обычай: в сие время шествие свое в Троицкий Сергиев монастырь творити к памяти преподобного отца Сергия Чудотворца (25 сентября. — В. Н.). Вы и сами сие ведаете.
— Напиши государям, чтобы они воротились в Москву, — продолжали настаивать стрельцы. — Мы ведаем боярскую к нам вражду, бояре хотят без государского указа нас порубить, придя к Москве с войском. И того ради мы пойдем ныне, собравшись, за государями в поход и с боярами управимся сами!
— Идти вам туда незачем, походом вы наведете на себя гнев государей, — увещевал Иоаким.
Стрельцы не унимались, некоторые даже кричали:
— Возьмем патриарха и убьем, ибо и он с боярами на нас заодно стоит и советует!
— Ведай, — грозили они Иоакиму, — если ты с боярами мыслишь заодно, убьем и тебя. Никого не пощадим!
— Братие! — урезонивал их первосвятитель. — Молю вас, послушайте меня, не впадайте в смущение, поскольку ничего не известно. Господь свидетель, что великие государи вам зла не хотят, а боярам такое творить отнюдь невозможно. Тако же и я желаю вам спасения и мирного пребывания. И если я тут с вами, то как мне на вас замышлять какое-либо зло? Знаю, что и благочестивые наши самодержцы вскоре пришлют мне весть.
Патриарху стоило большого труда кое-как успокоить взволнованную толпу и уговорить стрельцов разойтись по домам, но некоторое время спустя явились представители других полков, и их пришлось также вразумлять. Так повторялось несколько раз в течение ночи. А с рассветом бунтовщики бросились на пушечный двор, захватили пушки и развезли их по своим полкам, разобрали из арсеналов копья, карабины и мушкеты, разделили между собой весь порох и свинец. Въезды в столицу были перекрыты усиленными заставами, у всех ворот и посреди главных улиц расставлены караулы, чтобы никто не был пропущен ни в город, ни из города. С раннего утра стрельцы собирались в «круги» (сходки по казачьему обычаю) и рассуждали, что нужно «в Троицкий монастырь с ружьями и с пушками идти», но над воинственными настроениями преобладали страх и всеобщая растерянность.
«В другом часу дни», то есть около восьми утра, из Воздвиженского в Москву прискакал стольник Петр Зиновьев с царскими грамотами стрелецким и солдатским полкам. В них провозглашалось, что князь Иван Хованский в Приказе надворной пехоты «всякие дела делал по своим прихотям без нашего великих государей указу самовольством своим», «приносил многое лживые слова» на надворную пехоту, а стрельцам «говорил многие же слова на смуту», противился царским указам. Упоминалось и подброшенное в Коломенском «изветное письмо», из которого следовало, что «князь Иван с сыном своим князь Андреем умышляют на наше великих государей здоровье и на державу нашу злые хитрости, хотят нас, великих государей, извести и государством нашим завладеть и быть на Московском государстве государем» (для пущей убедительности к грамотам были приложены копии пресловутого письма). Поэтому, объявлялось в грамотах, Иван и Андрей Хованские «по нашему великих государей указу за те их великие вины и за многие воровства и измену кажнены смертью». Стрельцов и солдат призывали не верить никаким «лукавым словам и письмам» в защиту Хованских, не опасаться царской опалы и гнева и не сомневаться в милости государей.
Зиновьев вручил привезенные им документы Ивану Сухотину как единственному находящемуся в Москве представителю центральной администрации, а тот призвал к себе 19 стрелецких полковников и двух командиров солдатских полков, раздал грамоты под расписку и приказал читать их вслух перед полками. Тем временем Зиновьев отправился к патриарху Иоакиму, которому также привез царскую грамоту с приложенной копией извета. Содержание этих документов предписано было сообщить «для ведома архиереям и всем духовного чину людям». По дороге царский посланец был арестован стрельцами, которые сами привели его в Крестовую палату, где потребовали, чтобы патриарх прочел грамоту вслух. Их желание было исполнено. При этом множество стрельцов внимательно наблюдали, не станет ли Зиновьев говорить чего-нибудь «тайно святейшему патриарху». Сильвестр Медведев утверждал, что они, исполненные «великой ярости», в таком случае готовы были убить Иоакима. Возможно, в этих словах есть доля преувеличения, но страх беззащитных священнослужителей перед вооруженными толпами разъяренных мятежников вполне понятен. Стрельцы потребовали прочитать грамоту еще раз, потом еще. При словах о злом умысле Хованских «на царский дом и державу» некоторые кричали:
— Нет, это неправда! Пойдем на бояр и их побьем, они виноваты!
— Подождем еще, — возражали более благоразумные.
Тем не менее царское послание выполнило свое предназначение: стрельцы «впали в размышление» и растеряли воинственный пыл. А чтение в полках грамот с уверением в государевой милости заставило их окончательно отбросить мысль о наступательных действиях. Однако доверия к правительству у них не было. В тот же день Сухотин сообщил царям и Софье, что к нему приходили «ото всех полков надворные пехоты и били челом вам, великим государям», чтобы приказано было отправить в Москву двух или трех человек из числа находящихся в царском «походе» выборных стрельцов «для ведомости», то есть для подтверждения официальных известий.
Тем временем стольник Зиновьев, отпущенный стрельцами, поспешил обратно в Воздвиженское. Он не успел узнать об изменениях в настроении восставших, поэтому оповестил правительницу и членов Думы, что «стрельцы собираются идти в поход и грозят перебить всех бояр и всяких чиновных людей». Софья после короткого совещания с приближенными решила как можно скорее переехать в хорошо укрепленный Троице-Сергиев монастырь.
В тот же день дворовыми воеводами были назначены бояре князь Василий Васильевич Голицын и князь Михаил Иванович Лыков, «да с ними в товарищах» думный дворянин Алексей Иванович Ржевский и думный генерал Аггей Алексеевич Шепелев. Им поручено было командование ополчением, которое начало собираться для защиты государей согласно разосланным по городам царским грамотам. Первая из них, адресованная полковникам и офицерам «копейного и рейтарского и солдатского строев», иноземцам и «новокрещенам», была послана еще из Воздвиженского тогда же, 18 сентября. В ней говорилось, что «учинилось на Москве у надворной пехоты всех полков смятение, и хотят они итить с Москвы на нас, великих государей, с пушки и со всяким ружьем». Командирам полков иноземного строя предписано было «со всею службою наскоро с великим поспешением» прибыть в царский «поход». Тогда же боярин князь Петр Семенович Урусов был командирован для мобилизации дворян, солдат и «иных чинов ратных людей» из Владимира, Суздаля, Юрьева и Луха. Всем им было приказано для «великого и скорого дела» ехать к Троице-Сергиеву монастырю «с великим поспешением днем и ночью».
Это был первый из множества указов о сборе дворянского ополчения «для защиты государей».
