Между тем «партия» младшего царя продолжила постепенные наступательные действия. 16 августа в Москву пришло письменное распоряжение Петра всем стрелецким и пехотным полкам прибыть к 20-му числу к Троицкому монастырю. Гордон отметил в дневнике, что после получения этого приказа Софья собрала стрелецких командиров и произнесла перед ними «проникновенную речь», призывая не покидать Москву и не вмешиваться в споры между ней и братом. Затем царевна удалилась, а командиры начали обсуждать создавшуюся ситуацию. По словам Гордона, «полковники спросили, что же им делать, и поставили на вид, что перемены никакой в положении не произошло бы, если бы они пошли к Троице». Услышав об этом, Шакловитый поспешил донести царевне о столь неприятном повороте дела. Софья тут же вернулась в комнату, где еще оставались стрелецкие «начальные люди», и пригрозила:
— Если кто отойдет в Троицкий монастырь, то я велю поймать того и отсечь голову!
Напуганные стрелецкие командиры больше не обсуждали возможность выполнения требования Петра. Для их успокоения сторонники правительницы распустили по Москве слух, что указ о явке стрельцов к Троице послан без ведома царя, «по вымыслу» князя Бориса Голицына. Вместе с тем Софья еще 13 августа распорядилась описать имущество и арестовать семьи стрельцов, перешедших на сторону Петра. Поэтому московский гарнизон не спешил выполнять полученное тремя днями позже предписание младшего царя, обязывающее всех стрельцов не позднее четырехдневного срока явиться «пред его царские очи». На некоторое время в Москве наступило затишье, хотя, как отметил Гордон, многие были сбиты с толку явно ненормальным положением вещей, когда «два разных государя издавали противоречащие друг другу указы».
Запретив стрельцам выполнять распоряжение Петра, Софья всё же сочла нужным извиниться перед младшим братом и объяснить ему мотивы своего поступка. 16 августа она отправила в Троицу дядьку царя Ивана князя Петра Ивановича Прозоровского и священника Меркурия, духовника обоих царей. Они должны были всеми возможными мерами добиться примирения брата и сестры. Разумеется, эта миссия не могла увенчаться успехом, поскольку «партия» Нарышкиных уже уверилась в своих силах и определенно поставила перед собой цель свержения Софьи. Через два дня посланцы вернулись в Москву, не сумев, как отметил Гордон, «сделать ничего из того, что было им поручено».
Сторонники Софьи в Москве всеми силами старались исправить положение, успокоить верные правительнице стрелецкие полки и сохранить за собой перевес военных сил. Сильвестр Медведев, основываясь на предсказаниях «юрода» из Ниловой пустыни, ободрял посещавших его стрельцов:
— Не бойтесь, хоть и повезет нашим врагам, много что дней на десять, а там опять возьмет верх царевна София Алексеевна, потерпите.
Шакловитый послал к Троицкому монастырю лазутчиков, чтобы те разузнали, какие показания дают против него и правительницы Цыклер, Елизарьев, Мельнов, Ладогин и другие перебежчики. 18 августа двое разведчиков были пойманы монастырскими караульными, а другие вернулись в Москву, однако их известия оказались крайне неприятны для правительницы и ее сторонников. Стало ясно, что враждебная «партия» намерена обвинить их в организации заговора и планах кровопролития.
Князь Василий Голицын посоветовал Шакловитому попытаться переманить стрельцов Сухарева полка:
— Уговори у Троицы их сколько-нибудь, чтобы они воротились к Москве, а глядя на них, поднимутся и прочие. Тогда царь Петр должен будет поневоле двинуться к Москве, и может устроиться примирение.
Во исполнение этого совета Шакловитый подослал своих поверенных к стрелецким женам, поручив передать:
— Зовите мужей домой, скажите: не то плохо будет им, нападут на них прочие полки, и одному полку не устоять против девятнадцати.
Все эти ухищрения не имели никакого успеха. Сухарев полк сохранял верность Петру, а из Москвы в Троицкий монастырь тайком перебегали поодиночке и маленькими группами стрельцы, решившие подчиниться распоряжениям младшего царя.
Правительница же продолжала усердно молиться и совершать пешие походы в монастыри. 17 августа она была в Новодевичьем, а в следующие два дня в Донском монастыре слушала литургию, которую совершал сам патриарх Иоаким. Вероятно, он по собственной инициативе вызвался поехать к Троице, и Софья поручила ему упросить брата «отложить гнев его и все прочие ссоры предать забвению».
М. П. Погодин относил отъезд патриарха в Троице-Сергиев монастырь к 19–22 августа. Недавно А. С. Лавров на основании «Смотренного списка Троицкого похода» установил точную дату его прибытия в обитель — 21 августа. Трудно сказать, хотел ли Иоаким в самом деле добиться примирения между братом и сестрой. Не исключено, что он попросту решил покинуть Москву, чтобы очутиться в лагере сторонников Петра, которого ранее всегда и во всём поддерживал. Погодин предполагает, что первоиерарху по прибытии в Троицкий монастырь «прочтены были изветы о покушениях на жизнь царя Петра, и об умыслах против него самого. Иоаким убедился приведенными доказательствами и остался в монастыре, приняв решительно сторону Петрову, чем она укрепилась и усилилась значительно».
Судя по дальнейшим событиям, так оно и было. Нарышкины и Борис Голицын действительно должны были поскорее ознакомить патриарха с показаниями перебежчиков о злых умыслах Софьи и Шакловитого.
Узнав о решении Иоакима остаться в Троице, правительница пришла в негодование, выплескивавшееся в доверительных разговорах с преданными стрелецкими командирами:
— Послала я патриарха, чтоб с братом сойтись, а он заехал туда, да там и живет, а к Москве не едет.
Шакловитый тем временем искал поддержки в стрелецких полках. 27 августа он жаловался полковнику Семену Рязанову:
— Стрельцы меня поклепали, будто я хочу известь великого государя царя и великого князя Петра Алексеевича и великую государыню благоверную царицу и великую княгиню Наталью Кирилловну, и будто я, собрався со стрельцами, для такого умыслу хотел идти к ним, великим государям, в село Преображенское.
Рязанов в свою очередь подговаривал стрельцов своего полка:
— Буде вы умыслу Федора Леонтьевича никакого не ведаете, и вы милости у государя просите, чтоб государь его пожаловал.
В тот же день от имени царя Петра в столицу были посланы грамоты полковникам стрелецких и солдатских полков с приказанием немедленно явиться в Троицкий монастырь «со всем полковым начальством» и десятью рядовыми от каждого полка. Кроме того, сторонники младшего царя обратились теперь и к народу. Московскому купечеству и посадским людям были посланы царские грамоты с предписанием прислать своих представителей в Троицкий монастырь. За невыполнение указов грозила смертная казнь.
На этот раз грамоты царя Петра оказали действие на стрельцов, несмотря на их страх перед гневом правительницы. Вероятно, царские угрозы испугали их больше. Полковники Иван Нечаев, Иван Спиридонов, Андрей Нормацкий, Илья Дуров и Сергей Сергеев с несколькими десятками офицеров и пятью сотнями рядовых отправились к Троицкому монастырю. Прибывшая толпа была пропущена через монастырские ворота и остановилась перед покоями государя. Петр вместе с патриархом вышел к прибывшим и кратко объявил о «злоумышлении вора Федьки Шакловитого» и его сторонников. Затем государь приказал прочесть «Объявление об открывшемся заговоре», где сообщалось:
