Она оказалась совсем простой, миловидной, с короткой стрижкой, но какой-то запуганной. И только однажды, когда я обронила фразу про судимость ее отца, она вдруг превратилась в настоящую фурию и дала мне такой отпор, какого я не ожидала. Молодец, однако…
Когда я вышла из палаты, медсестра Люба, сидевшая на посту, вскочила и, пристроившись рядом со мной, прошептала:
– Аделина Эдуардовна, мне кажется, вам стоит знать…
– Говорите внятно, Люба, не шепчите, нас не подслушивают.
– Игорь Александрович знаком с пациенткой из одиннадцатой.
– Ну и что?
– Мне показалось, она не обрадовалась, когда его увидела.
– Люба, если женщина не прыгает на шею мужчине при встрече, это не значит, что она не рада его видеть. И потом – даже если они знакомы, в чем криминал?
Медсестра пожала плечами:
– Я просто хотела предупредить, мало ли…
Я отмахнулась и пошла в ординаторскую, однако подумала, что Люба своими сплетнями подала мне блестящую идею. Наконец-то появился человек, который знал Игоря Авдеева до того, как он пришел в мою клинику, и скорее всего, у них даже были какие-то отношения – в чем в чем, а в этом Люба не ошибалась никогда. Надо будет после работы снова зайти к Наде и расспросить ее аккуратно.
Авдеев, к моему удивлению, уже сидел за своим столом и изучал снимки на мониторе. Выглядел он хорошо, видимо, выспался за выходные, отдохнул и сбросил напряжение.
– Доброе утро, Аделина Эдуардовна, – как ни в чем не бывало поздоровался он, не отрывая взгляда от монитора.
– Доброе, Игорь Александрович. Чуть свет, уж на ногах?
– Скорее, за столом. Готовлюсь к ринопластике, на одиннадцать назначено.
Я обошла стол и посмотрела на монитор – фото до и после. На втором очень аккуратный нос, совершенно не напоминающий те модные «морды мопса», как мы между собой называли современную тенденцию к укорачиванию.
– Ну, что ж… после реабилитации будет выглядеть хорошо.
– Аделина Эдуардовна, я хотел поговорить о том, что произошло в пятницу.
– Не думаю, что стоит возвращаться к этому перед операцией. Если не пропадет желание – приходите в кабинет, когда закончите.
Авдеев коротко кивнул и снова уставился в монитор, словно пытался запомнить снимок в мельчайших подробностях.
После обхода мне позвонил Матвей, спросил, не смогу ли я освободиться пораньше.
– Зачем?
– Надеялся, что поможешь мне с ужином.
– С чего вдруг?
– У нас гости.
– Какие гости в понедельник?
– Деля, много вопросов. Просто скажи – да или нет, у меня через три минуты начинаются занятия.
– Освободиться смогу, но гости меня не вдохновляют.
– Я услышал, – рассмеялся Матвей. – Все, побежал сеять разумное, доброе, вечное.
У меня же на весь день остался неприятный осадок от неизвестности. Я никогда не любила сюрпризов, не испытывала радости от спонтанных визитов, в моей жизни обычно все подчинено графику и плану, а любое незапланированное событие вызывало раздражение.
Авдеев ко мне так и не зашел, и я решила сперва поговорить с Надей. Но в палате ее не оказалось, это меня удивило – человек, у которого неприятности, как сказал отец, вряд ли расслабится настолько, что отправится разгуливать по немаленькой территории клиники. Я бы точно так не сделала.
Обнаружилась Надя в «зимнем саду» – снова шел дождь, и все клиенты переместились с улицы туда. Рядом с Надей сидела кругленькая женщина в очках и что-то оживленно рассказывала, отчаянно жестикулируя руками. Лицо Нади при этом было непроницаемым, она смотрела в одну точку и, казалось, даже не моргала. Я не стала подходить, немного постояла, наблюдая за реакцией, и убедилась, что отец, похоже, прав – проблема у этой женщины серьезная, она совершенно растеряна и абсолютно беспомощна. Когда ее посетительница умолкла, Надя вдруг закрыла лицо руками и заплакала. Да, похоже, разговор со мной ей сегодня совершенно ни к чему, да и толку от него скорее всего не будет. Ничего, завтра…
Кухня напоминала эпицентр взрыва. Матвей иногда так увлекался, что не замечал, как роняет или разливает что-то, а потом, закончив готовить, удивленно озирался вокруг – мол, неужели это все я? Уборка после подобных вечеров затягивалась до ночи.
– Ну, ты даешь… – протянула я, окидывая взглядом кухню и пытаясь оценить масштаб бедствия. – Во сколько гости придут?
– К восьми.
– Понятно… значит, успею убрать.
– Ну, Дель, чего ты… – Матвей отложил отбивную, в которую собирался завернуть кусочек сыра, и расставив в стороны грязные руки, чтобы не запачкать мой костюм, нагнулся и поцеловал в щеку. – Я сам уберу, мне просто хотелось, чтобы ты со мной посидела. Давно вот так, вместе, ничего не делали.
– Да я почти две недели дома провела!
– Ну а я-то не провел. Переодевайся, я уже с отбивными заканчиваю, сейчас салат будем делать.
– Так и не скажешь, кто придет?
– Потерпи, увидишь.
Пришлось смириться.
К восьми вечера мы накрыли на стол, успели убрать бардак в кухне, а Матвей так и не говорил, кого ждем. Сюрприз оказался так себе… На пороге стояла Оксанка с виноватым выражением на лице. Я украдкой показала мужу кулак, понимая, что это его рук дело, но ошиблась. Оказывается, Оксанка сама позвонила ему и попросила помочь помириться, скрыв, однако, причину нашей ссоры. Как в яслях, ей-богу…
У меня было смутное подозрение, что явилась Оксанка не просто так и не потому, что хотела помириться, но не знала как – не впервые мы с ней ссорились. Было еще что-то… И я оказалась права. После ужина Матвей ушел в кабинет, а мы остались одни, и Оксанка выложила истинную причину своего визита. Колпаков исчез. Сказал, что уехал на съемки, и пропал, а через пару дней позвонила его ассистентка, с которой у Оксаны сложились вполне приятельские отношения, и спросила, не знает ли она, где искать великого режиссера.
– Ну, он и раньше пропадал, – закуривая, напомнила я. – Найдется.
– Ты не понимаешь… он, когда работает, ни о чем больше не думает. А если на площадке не появился, то что-то случилось – он не может съемочный процесс нарушить, у него контракт, – Оксанка выглядела по-настоящему озабоченной, видимо, знала, о чем говорит.
– Ну а от меня-то ты чего хочешь?
– Ты ведь знакома с кем-то в Управлении внутренних дел.
– О, мать, ну, ты хватила! – Я ткнула окурок в пепельницу и налила себе минералки. – Загулявшего гения через управу искать? И потом – ты неужели не поняла, что я не буду тебе помогать ни в чем, что касается этого твоего Колпакова? Какими еще словами тебе это сказать, чтоб дошло?
Оксанка надула губы, покрутила в пальцах вилку, отложила, взяла салфетку и принялась старательно складывать из нее нечто похожее на цветок.
