Мысли о Наде пришлось выбросить сразу после обхода – предстояла несложная операция, но ничего не должно отвлекать. Однако, войдя в операционную, Игорь увидел на столе пациентку и вдруг понял, что не может взять в руки скальпель. Обработанная грудная клетка в разрезе хирургической простыни воскресила в памяти совершенно иную картину. Авдеев почувствовал, как дергается щека под маской, как начали подрагивать пальцы – сейчас он протянет руку за скальпелем, и это станет видно операционной сестре. Никакие попытки взять себя в руки не помогали, Авдеев чувствовал, что сейчас просто упадет в обморок. Нужно было срочно спасать ситуацию, и он, неловко согнувшись, пробормотал:
– Сердце…
– Что? – переспросила перекладывавшая инструменты на столике Лена.
– Сердце… прихватило… – прохрипел Авдеев, на самом деле ощущая спазм.
Лена подошла к двери и попросила санитарку:
– Позвони Аделине Эдуардовне, пусть срочно готовится, нужна подмена.
«Черт подери… – про себя простонал Игорь. – Как это некстати… Конечно, меня должна заменить Драгун – все остальные в операционных, а она пока не оперирует… черт подери, черт подери!!!»
Он, пошатываясь, вышел из операционной, снял маску и перчатки, бросил взгляд в зеркало – вид бледный, можно подумать, что на самом деле нелады с сердцем. В предоперационную быстрым шагом вошла Аделина в зеленом костюме, резким жестом отвернула кран, взяла в руки губку:
– Сделайте ЭКГ и полежите в комнате отдыха.
– Извините, что вам пришлось…
– Идите, Игорь Александрович.
Она не произнесла больше ни слова, тщательно намыливала руки, смывала, снова мылила, и Игорь чувствовал, как она раздражена и как пытается с этим справиться. Он же бессильно сидел на круглой табуретке, опустив ставшие тяжелыми руки между колен, и смотрел в пол. Через несколько минут Драгун спиной открыла дверь и вошла в операционную, держа согнутые в локтях руки перед собой. Игорь понаблюдал за тем, как она облачается в халат и перчатки, становится к столу и протягивает руку, в которую Лена ловким движением кладет скальпель, потом поднялся и тяжело пошел из операционной в отделение.
Аделина
Экстренные вызовы в операционную в нашей клинике вещь редкая, почти экзотическая. Но сегодня мне пришлось отвлечься от бумаг и бежать в оперблок – больная уже под наркозом, а Авдеев едва ли не с ног валится с сердечным приступом. С чего бы молодому мужчине, занимающемуся спортом и следящему за собой, вдруг испытывать проблемы с сердцем?
Когда я вошла, он сидел на табурете в углу предоперационной, и его руки бессильно висели между колен. Сам он весь сгорбился, ссутулился и вид имел совершенно нездоровый. Начав мыть руки, я велела Авдееву снять ЭКГ и отлежаться в комнате отдыха, понимая, что даже домой его отправить не могу в таком состоянии – куда ему сейчас за руль.
Реконструктивная маммопластика никогда меня не привлекала, но выбирать не приходится, пациентка уже под наркозом, и я должна сделать все, чтобы, проснувшись, она осталась довольна. Ну, хочет женщина исправить форму груди после беременности и родов, кто ж ей запретит… Главное, чтобы клиентка получила то, чего хочет, а мое личное к этому отношение должно остаться, так сказать, за кадром. В свое время я отказала Оксанке в такой операции – она считала, что с возрастом грудь обвисла и неплохо бы сделать ее более привлекательной, но я наотрез отказалась положить ее в клинику. Владыкина немного пообижалась, а потом наткнулась где-то на фотографии, демонстрировавшие в красках «работу» хирурга с двумя явно левыми руками, и облегченно вздохнула, признав мою правоту. Я не стала говорить, что в моей клинике ни с кем подобного бы не случилось, но произведенным фотографиями эффектом осталась вполне довольна.
Проследив, как пациентке наложили бандаж, я вышла в предоперационную и почувствовала, что у меня кружится голова. Да, все-таки рановато я взялась оперировать… Но выбора не было. Пошатываясь, я размылась и, прихватив халат, отправилась в ординаторскую писать протокол. Очень хотелось курить, но я знала – пара затяжек сейчас только усугубит головокружение, а привлекать к себе внимание нездоровьем не хотелось. Надо было еще разобраться с Авдеевым и его приступом. Что-то часто стали с ним случаться какие-то мутные истории…
Авдеев, вопреки моим ожиданиям, не отлеживался в комнате отдыха, а сидел в ординаторской и что-то чертил на планшете.
– Вы всегда нарушаете рекомендации, данные вам врачом? – поинтересовалась я, садясь за стол у окна.
– Я снял кардиограмму, там ничего серьезного.
– А это вам решать? Или все-таки покажем тому, что в этом больше понимает?
– Сергей Иванович сейчас здесь, он посмотрел, сказал – ничего серьезного, – упрямо повторил Авдеев, глядя на экран планшета.
– Послушайте, Игорь Александрович, не заставляйте меня пожалеть о том, что я взяла вас на работу раньше, чем закончился испытательный срок.
– Вас не устраивает моя работа?
– А вы как думаете?
– Я думаю, что сегодняшний инцидент – случайность. Досадная случайность, я вчера немного переутомился, дело в этом.
Я смотрела на него и не могла понять, действительно ли он так считает или придумал оправдание, чтобы по какой-то непонятной мне причине не делать эту реконструкцию. Я заметила, что Авдеев избегает подобных операций, старается под любым предлогом отдать таких клиентов тому же Филиппу Басалаеву, объясняя это тем, что Филипп набил руку и выполняет подобные операции блестяще.
– А вы серьезно думаете, что я не замечаю, как вы стараетесь не брать клиенток на реконструктивную маммопластику? – Я все-таки открыла окно и вынула сигарету.
– Вы ошибаетесь, – твердо сказал Авдеев, но при этом сильно побледнел.
– Хотите, я подниму истории и посчитаю, на скольких стоит ваша подпись, а операцию в конечном итоге проводил Басалаев? Просто для статистики, чтобы вы не думали, что я предвзята? – предложила я, выпустив облако дыма в окно. – У нас не принято делить операции на интересные и не очень.
– Но вы…
– А я при своей квалификации гожусь на что-то более сложное, чем пилить носы, вам так не кажется? – перебила я, и Авдеев слегка сник. – И при этом я не гнушаюсь сделать ринопластику, если это требуется.
– Ну да… сперва добейся, потом критикуй, – пробормотал Авдеев тихо. Но я услышала:
– Что же вы стесняетесь, повторите громче. Или духу не хватает?
Он поднял на меня совершенно больные глаза и тихо спросил:
– Вам нравится глумиться надо мной? Почему, за что? Чем я заслужил такое отношение? Вы ведь знаете, что я хороший хирург.
– Я разве сказала что-то другое? Мне просто непонятно, почему вы, находясь пока на первой ступени в иерархии нашей клиники, позволяете себе выбирать, кого оперировать, а кого нет?
– Я не выбираю, – так же тихо сказал Авдеев. – Мне сегодня стало плохо. Если хотите, я возьму все маммопластики на месяц вперед.
